– Ась, ну ты же догадываешься, что у тебя был такой успешный муж, – любая на твоем месте вообще бы не работала, а ты вон, молодцом держалась, нос не задирала… Поверь моему опыту: тебе пора развеяться. Иначе, ты о Петре так и не перестанешь думать, а в море… кто знает, встретишь кого-нибудь, полюбишь… В конце концов, клин клином выбивают!
– Значит, всё-таки заметно, что я о нём до сих пор думаю? – невесело улыбнулась она.
– Заметно.
Он не стал её жалеть.
– Прости за правду, Аська, но у тебя глаза больной собаки. Потому, ты, видно, и спишь допоздна, чтобы поменьше оставаться наедине с самой собой.
– Ну, да, а сны я смотрю в компании.
– Не задирайся. В самом деле, кто знает, может, ещё мне спасибо скажешь.
Герасимов некоторое время посидел вместе с нею, и, пытаясь развеселить, тоже рассказал парочку остроумных анекдотов. Один из них про акулу и акулёнка она даже не слышала. Пётр обычно просто сыпал ими как из мешка. И даже записывал любимые в общую тетрадку. Их накопилось у него уже три, полностью исписанных.
«Вот как надо охотиться на человека, – учила акула. – Спрячься за буйком и жди. Когда какой-то шалопай заплывёт за буйки, ты подплывёшь к нему и начнешь нарезать вокруг него круги. Один, второй… – Зачем делать круги? – удивился акулёнок. – А нельзя просто – хап! – и всё? – Можно, – согласилась акула, – если ты хочешь есть его прямо с дерьмом».
Из-за своей задумчивости Анастасия, к которой Женька её и подтолкнул, не сразу сообразила, в чём тут соль, а когда догадалась, стала хохотать.
– С тобой все ясно, – проговорил он, – позднее зажигание. Пора выходить в свет, а то ты в своей норе закиснешь…
– Я уже согласилась, – заметила Анастасия. – И насчет норы… я, между прочим, могу обидеться. Неужели моя квартира столь плоха?
– Мало того, что ты всё время тормозишь, – усмехнулся Евгений, – ты ещё стала чересчур обидчивой. Я сказал – нора – в переносном смысле… Придёшь завтра ко мне в пароходство, я буду на рабочем месте. Может, к тому времени у тебя появятся ещё какие-нибудь вопросы.
– Хорошо, приду… И не обращай на меня внимания. В самом деле, я что-то заплесневела. Пойду в море, пусть обдувает меня свежий ветер перемен…
– Вот, такой ты мне больше нравишься!
Они ещё немного посидели, и Евгений поднялся из-за стола.
– Ну, всё, подруга, спасибо за вкусный завтрак. Моя жена будет тебе благодарна. Представляешь, она проснётся и станет лихорадочно соображать, чем бы меня накормить, а я уже поел!
– Видишь, своей жене ты не читаешь нотации, что она долго спит, а мне голову прогрыз.
– Так то жена, а то – подруга юности. Какие между нами могут быть церемонии?
– Гад! – вздохнула Настя.
Она проводила приятеля до двери и, вернувшись, уже не думала, как обычно, об ушедшем муже. Ей надо было подумать о будущей работе. Как-то себя подковать. Скажем, почитать какую-нибудь литературу на темы моря.Заглянуть хотя бы в «Санитарные Правила и Нормы». В самом деле, хоть она и живёт в морском порту, а среди её друзей нет ни одного моремана. Того, кто мог бы ей хотя бы вкратце рассказать, какие неожиданности могут поджидать врача в рейсе?
Вообще-то, можно было бы позвонить Петру, – у него наверняка есть знакомые моряки… Но тут же она себя одернула. Какой Пётр? Во-первых, он её не поймёт, а во-вторых спросит:
– Разве я тебе мало денег даю?
В смысле, алиментов. Да и чего вдруг она станет звонить чужому мужу в субботу утром?
Глава вторая
Дочь оживилась, узнав, что матери, возможно, больше месяца не будет дома, отчего Анастасии взгрустнулось. Растишь их – имелось в виду детей вообще – беспокоишься, о себе забываешь. Лишний раз друзей в гости не пригласишь, а они? Только и ждут, чтобы ты уехала и предоставила им желанную свободу! А точнее, освободила квартиру.
Никто не рад тому, что Анастасия живёт на белом свете! Все только и думают, как бы от неё избавиться. Причём, один это уже сделал, а другая, как оказалось, лишь спит и видит, чтобы мать куда-нибудь сдёрнула.
Так называемый «Плач Анастасии». Не любила она себя в такие минуты. И можно было бы что-то исправить, а то ведь нет. Только сердце себе рвёшь.
Громко зевая, из своей комнаты опять выползла дочь. Сколько ей Анастасия всяких ночных рубашек покупала, так ни одну и не носит. Вон спит в трусиках, которые – одно название, две полоски, и в мужской майке. Два часа назад как проснулась, а всё по дому в «ночном» ходит.
– Что мне ещё взять с собой, как ты думаешь, Света?
Анастасия стояла над большой дорожной сумкой на колесиках и переводила взгляд то на её раскрытое нутро, то на разложенные по всей кровати свертки с вещами.
Дочь сперва помогала, но потом утомилась – Светлану вообще надолго не хватало, чем её мать была немало озабочена: что же это дочурка не может никакое дело до конца довести!
– Чего ты сможешь в жизни добиться, если ты такая неусидчивая?
Она говорила вообще, но дочь понимала, что мать раздражена в частности.
– Мам, если разобраться, то твои сборы – это вовсе не моё дело. Сама решай, что брать, а чего не брать.
Понятное дело, Анастасия разозлилась. Да, и она ведёт себя не лучшим образом: ждёт помощи от той, которую при этом пинает.
– Неужели так трудно помочь матери собраться? Я понимаю, ты не можешь дождаться, пока я уеду…
– Но я не знаю, – нехотя взялась за вещи Светлана. – Я же никогда в рейсы не ходила!
– А кто ходил? Я?
– Могла бы позвонить тете Ире…
Ирина Колечкина – старинная, можно сказать, с горшка, подруга Анастасии. И в самом деле, странно, что ей до сих пор не позвонили… Позвонили бы, если бы Анастасия не нахамила подруге, когда та стала доставать её советами. Мол, зря она так на работу торопится. И в том, что бывший муж поддерживает материально, ничего обидного нет. Молодец, настоящий мужик!..
– Тетя Ира тоже в таких делах ничего не смыслит.
– Вот ия, кроме университета, никуда не ходила. То есть, понятно, в гости к друзьям-приятелям, не без того. А это по морским понятиям – чистый каботаж2. Ты же идешь в загранку?
– Конечно. В Японию. И буду наверняка в город выходить. А в чём?
– В джинсах и футболке – самая демократичная одежда.
– Не смешно!
– А я и не смеюсь.
Анастасия присела в кресло и жалостливо посмотрела на дочь.
– На самом деле, у меня не ладятся сборы совсем по другой причине. Я оставляю тебя дома одну, как мне сказали, не меньше, чем на месяц.Тебе только восемнадцать исполнилось. Я же от беспокойства за тебя испереживаюсь вся…
– Мама, ты никогда не было курицей…
– Это ещё что! –