В семь часов вечера пятеро серьезных мужчин встретились в кабинете номер тринадцать отделения судебной медицины Каролинского института. Комиссар уголовной полиции Йона Линна собирался расследовать смерть женщины, найденной на яхте в Стокгольмских шхерах. Была суббота, однако он пригласил на следственный эксперимент своего непосредственного начальника Петтера Неслунда и прокурора Йенса Сванейельма. Комиссар хотел убедить их, что расследовать придется именно убийство.

Лампа дневного света на потолке мигала, и на ослепительно-белых кафельных стенах подергивался холодный свет.

— Надо поменять выключатель, — тихо сказал Нолен.

— Надо, — согласился Фриппе.

Стоящий у стены Петтер Неслунд что-то буркнул. Его широкое, с крупными чертами лицо как будто подрагивало в мигающем свете лампы. Рядом с ним ждал прокурор Йенс Сванейельм — на молодом лице застыло раздраженное выражение. Он словно обдумывал, насколько это рискованно — поставить кожаный портфель на пол и прислониться к стене плечом опрятного костюма.

В помещении стоял сильный запах дезинфекции. Яркие лампы освещали мойку из нержавеющей стали с двумя кранами и глубокой раковиной. На полу — светло-серое пластиковое покрытие. Цинковая бадья, похожая на ту, что была на яхте, уже наполовину полна. Йона Линна наливал в ведро воду из крана, вделанного в стену возле слива, и выливал в бадью. Ведро за ведром.

— Когда на яхте находят утонувшего, это не обязательно преступление, — нетерпеливо сказал Сванейельм.

— Точно, — подтвердил Петтер.

— Может быть, это несчастный случай, о котором еще не заявили, — развил свою мысль прокурор.

— Вода в легких — та же самая, по которой плыла яхта, но ее нет ни на одежде, ни на теле, — пояснил Нильс Олен.

— Странно, — сказал Сванейельм.

— Этому обязательно найдется рациональное объяснение, — улыбнулся Петтер.

Йона вылил в бадью последнее ведро, поставил его на пол, потом разогнулся и поблагодарил четверку за то, что они нашли время прийти.

— Я знаю, что сегодня выходной и всем хочется домой, — сказал он. — Но мне кажется, я кое-что обнаружил.

— Ты сказал, что это важно. Естественно, мы пришли. — Сванейельм все-таки поставил свой портфель на пол, между ног.

— Преступник поднялся на борт прогулочной яхты, — начал Йона. — Спустился по лестнице в форпик, где спала Пенелопа Фернандес. Вернулся на корму, взял ведро с веревкой и стал наполнять бадью на корме.

— Пять-шесть ведер, — вставил Петтер.

— Когда бадья наполнилась, он спустился вниз и разбудил Пенелопу. Вытащил ее на палубу и утопил в бадье.

— Кто мог это сделать? — спросил Сванейельм.

— Пока не знаю. Какие-нибудь садисты, пытка водой…

— Месть? Ревность?

Комиссар склонил голову набок и задумчиво сказал:

— Это не простой убийца. Возможно, преступник хотел получить от жертвы какую-то информацию, заставить ее что-то рассказать или в чем-то признаться — перед тем как в последний раз макнуть ее головой в бадью и держать, пока у жертвы не кончится воздух в легких и она не сделает инстинктивный вдох.

— Что скажет главный патологоанатом? — спросил Сванейельм.

Нолен покачал головой:

— Если ее утопили… Тогда я должен был бы найти следы насилия на теле — синяки и…

— Давайте пока подождем с возражениями, — перебил Йона. — Я бы хотел показать вам, как я вижу преступление, как оно произошло. А потом мы все вместе осмотрим тело и увидим, подтверждается ли моя теория доказательствами.

— Почему ты все делаешь не по-людски? — поинтересовался Петтер.

— Еще немного — и мне надо будет идти, — предупредил прокурор.

Комиссар взглянул на него — в светлых глазах блеснул лед. В уголке рта появилась улыбка — улыбка, которая никак не вязалась с серьезным взглядом.

— Пенелопа Фернандес, — начал он, — сидела на корме и курила марихуану. День был жаркий; ее разморило, она спустилась отдохнуть и уснула, не сняв джинсовую куртку.

Он махнул юному ассистенту Нолена, ждавшему у дверей.

— Фриппе обещал помочь мне с экспериментом.

Фриппе, широко улыбаясь, шагнул вперед. Черные крашеные волосы колтунами свисали на спину, потертые кожаные штаны украшали заклепки. Он тщательно застегнул джинсовую куртку, надетую поверх черной футболки с эмблемой рок-группы «Европа».

— Смотрите, — мягко предложил Йона. Одной рукой он захватил рукава куртки, заведя Фриппе руки за спину, а другой крепко взял его за волосы. — Теперь я полностью контролирую движения Фриппе — а на его теле не появится ни единого синяка.

Йона еще сильнее стиснул руки молодого человека. Фриппе охнул и согнулся.

— Потише, — засмеялся он.

— Ты, конечно, крупнее жертвы, но я все же смогу сунуть тебя головой в бадью.

— Осторожнее, — предупредил Нолен.

— Я только попорчу ему прическу.

— Ничего, — улыбнулся Фриппе.

Началась молчаливая, с сопением, борьба. Нолен выглядел встревоженным, Сванейельм — озабоченным. У Петтера вырвалось тихое ругательство. Без особых усилий комиссар макнул Фриппе головой в бадью, немного подержал под водой, выпустил и отступил назад. Фриппе, пошатываясь, выпрямился, и Нолен поспешил к нему с полотенцем.

— Достаточно было описать словами, — недовольно заметил он.

Когда Фриппе вытерся, все в молчании перешли в соседнюю комнату. В прохладном воздухе плыл тяжелый запах разложения. Одну стену занимали расположенные в три яруса холодильные камеры из нержавеющей стали. Нолен открыл камеру номер шестнадцать и вытащил ящик. На узком поддоне лежала молодая женщина. Обнаженное тело стало бесцветным, вокруг шеи — коричневая сетка кровеносных сосудов. Йона указал на тонкую выгнутую линию над грудью покойницы и сказал Фриппе:

— Сними футболку.

Фриппе расстегнул куртку и стащил с себя футболку. На его груди виднелась светло-розовая отметина от края бадьи — выгнутая линия, похожая на радостно улыбающийся рот.

— Вот черт, — сказал Петтер.

Нолен подошел поближе и осмотрел шею убитой. Потом взял фонарик и направил луч на бледную кожу под волосами.

— Вижу без микроскопа —