— Почему никогда? — удивилась дама.
— Потому что на моем кладбище свободно только шесть могил! И только сегодня вам предоставляется шанс арендовать одну из них! — разгорячилась я. «И если я сегодня их все не загоню, то завтра меня в этом городе не будет!», не договорила я.
На мой голос обернулось еще несколько людей.
— Так что, благородная госпожа, заключим сделку? — предложила я даме с платочком. Та кивнула.
Я повернулась к служке.
— Бумага есть? И писчий прибор?
— Сто марок! — нагло ответил он. Догадываюсь, что стоимость всего этого раза в три завышена.
— За прибор и два листа бумаги? Давай! — я протянула ему руку ладонью вверх. На ней сразу появились монетки. Служка стрельнул глазами на собор, на ратушу, на деньги. Прикусил губу. Но, видно, жадность победила.
Я получила чернильницу, на дне которой что–то плескалось, растрепанное перо и два листа плохо отбеленной бумаги.
Быстро набросав нехитрый текст соглашения на двух листах, я показала их даме. Та согласно кивнула и протянула мне руку. Сделка была заключена. В моем кошельке стало на пятьсот марок больше. Чистая прибыль, получается, четыреста марок!
— Осталось всего пять мест! — я поспешила уведомить потихоньку собирающуюся толпу зевак, пока они не разошлись.
— А ты умненькая, лапушка. Мы бы с тобой сработались, — прожурчал медовый голос. Давешний сутенер стоял прямо перед прилавком.
— Хотите приобрести себе место на кладбище? — спросила я, глядя чуть поверх его головы. Прямо на подсказку.
Я чуть успокоилась. Так он не сутенер, а работник цирка. Или член шайки цыган, что в принципе одно и то же.
— Мне еще рановато о таком задумываться, лапушка! — зубоскалил он.
— Тогда не загораживайте прилавок! Осталось всего пять мест! Кладбище «Вечный покой» ждет своих постояльцев! К вашим услугам также могут быть предложены: поминальная служба в часовне, венки и цветочные композиции, оформление надгробных камней! — Меня несло, и я даже не знаю куда.
— Эй, эй, лапуля, не части! — замахал руками этот фигляр. — Я не к тебе пришел!
— А к кому?
Эмиль указал на церковного служку.
— Вот к нему. Брат Джованни, мне как обычно, — попросил он.
Служка кивнул и закопался в пачке бумаг.
— Индульгенцию на два греха, да? — уточнил церковник, выуживая исписанный изящным почерком лист. — Слышал уже, что отцы наши святейшие объявили?..
Эти двое чуть отошли, обсуждая между собой последствия решений церковного клира.
— Так что, продаются еще могилки? — к моему прилавку подошел мужик совершенно звероватого вида. С длинными нечесанными космами и начинающейся чуть ли не от глаз бородой, он походил на медведя, вставшего на задние лапы и по недоразумению нарядившегося в кожаный фартук.
— Не продаются. Могу только предложить арендовать на долгий срок. Сколько могил будете арендовывать?
Мужик издал какой–то рокочущий звук, по–видимому заменяющий ему смех, и ответил.
— Больше одной для меня не надо. И вот что, ежели помру до срока аренды, сколь еще ухаживать за могилой будешь?
Я чуть задумалась.
— До истечения срока аренды минимум, а дальше как пойдет. Но могу предложить пролонгацию — по истечению срока ваши наследники могут повторно арендовать эту же могилу. Пойдет?
— Складно говоришь, хоть и непонятно. — мужик подёргал кончик бороды. — Крепко ли твое слово, кто знает?
— Так можно же записать все, — мне вот каждому придется объяснять это? — А что записано, да на церковной бумаге, то не может быть не исполнено! — с жаром добавила я. — На какой срок арендовывать будете?
Мужик поднял руки и уставился на свои пальцы. Загибая по одному, он сам с собой что–то обсуждал, принимая решение.
— Так что, девка, освободишь прилавок для нормального торговца? — церковный служка вернулся и, конечно, сразу попытался меня подвинуть.
— А вот и вы, брат. Мне нужно ещё десять листков, — огорошила я его.
— Тысяча марок, и они твои, — с нескрываемой жадностью ответил служка.
— Э, нет. — возразила я. — Сто марок стоили два листа и письменный прибор. А перо с чернилами у меня уже есть. Так что бумага стоила только десять марок, не больше. Получается, сто марок за десять листков, не больше!
— Тогда я тебе просто ничего не продам! — окрысился служка.
— И что? Скоро вернётся хозяйка прилавка, и ты и вовсе ничего не продашь! По пятнадцать за лист?
— Шестьдесят за лист!
— Это просто разорительство! По двадцать за лист?
— Ты самая настоящая дьяволица, девка! — вошёл в торговый раж служка, — меньше чем по сорок марок за лист не отдам, а то его преосвятейшество меня насмерть своим посохом ушатает!
Четыреста монет у меня как раз было. И ещё сотка оставалась, если что.
— Согласна!
Мы ударили по рукам, я получила свои листки, служка деньги, а мужик наконец закончил считать свои пальцы.
— На десятинку лет возьму, — прогудел бородач. — Сыну через десять лет как раз шашнадцать будет, можно и дело передать. А там он сам управится.
— Камень, цветочки, службу в часовне брать будете? Или на усмотрение наследников?
— А что скольки будет?
— Аренда могилы на десять лет — по сто марок год, надгробный камень с именем и короткой надписью — триста марок, цветочки или ветки по сезону — от пятидесяти марок, служба в часовне — разово, пятьсот марок, — придумала ценник на ходу я.
Мужик еще подзавис. Какое тупое НПС, тормозит остальных. Я же вижу, что позади него народ подсобрался, всем интересно. А он думает!
— Тока аренду возьму. Прочее дорого будет.
Я быстро нацарапала текст договора на двух листках, уточнила имя арендатора — Хавер Форжерон, и род занятий — городской кузнец, и мы скрепили сделку рукопожатием.
Сумма рядом с изображением моего виртуального кошелька приятно пополнилась на тысячу марок, а кузнец, бережно держа в руках листок бумаги, наконец отошел от прилавка.
— Я следующий!
— Нет, я!
— Пропустите меня!
— Да вы сзади стояли!
Толпа нахлынула на меня, едва только освободилось место перед прилавком. Мужчины, женщины. В добротных костюмах и платьях и одетые победнее, толстые и тонкие, молодые и не очень, даже откровенно старые — требовали обслужить вот прямо сейчас и немедленно.
— Погодите, погодите! — призвала я их к порядку. — Осталось всего четыре места! На всех не хватит!
— Я первый пришел!
— Нет, я ближе стоял!
— Да как вы смеете не пропускать графа! Охрана!
Они меня не услышали.
— Тихо! — грохнул голос у меня за спиной. Я обернулась. Церковный служка снова набрал полную грудь воздуха и громогласно повторил, так, что разнеслось