С этим я определенно была согласна, но что-то все равно меня смущало.
— Тебе удалось что-то узнать о заказчиках эксперимента? Кто его финансировал?
Маркус покачал головой, сокрушенно вздохнув и откинувшись на спинку стула.
— Увы. Следы теряются в недрах Корпуса Либертад. Вероятнее всего, в нем остался кто-то, кто работал вместе с Рантор до того, как ее уволили, и продолжил сотрудничать после. И именно этот кто-то связывал ее с заказчиком.
— Тогда почему ты пришел сейчас?
Именно этот вопрос занозой сидел в голове. Желание Маркуса оградить нас от опасности было понятным и естественным, оно абсолютно вписывалось в его характер. Если у него был напарник из магов — возможно, ему помогал кто-то из магического департамента Корпуса — то его действительно могли за тридцать секунд перенести порталом в другое место. Туда, где ему оказали помощь после ранения. И даже было понятно, почему после покушения этот маг самоустранился, зная, что Маркус никогда его не выдаст, никому не назовет его имя.
Но было совершенно непонятно, почему Маркус, так ничего и не найдя, вдруг появился в моем доме. Из всех нас — именно у меня, а не у того же Антуана, если он хотел предупредить об опасности. Это не вписывалось в схему.
— Потому что хочу помочь Лине.
Ответ прозвучал именно так, как и должен был: просто и прямо. Маркус никогда не юлил.
Я лишь вопросительно приподняла брови, предлагая ему продолжить.
— Ее еще можно спасти. Если провести ритуал. Она останется человеком. Настолько, насколько это возможно. Не потребуется… «утилизация». Ее не придется уничтожать. Но времени мало. Это надо успеть сделать до того, как ее человеческая половина будет подавлена хамелеоном. Тогда действительно останется только монстр.
— Ты так беспокоишься о ней…
Я недовольно поморщилась, услышав в собственном тоне слишком явную, неприкрытую ревность. Маркус только снова тепло улыбнулся мне.
— Честно говоря, я всегда был привязан к ее прототипу. Она ведь в какой-то степени ты. У нее твои воспоминания до того дня, как у тебя взяли донорскую кровь два года назад. Попробуй представить себя на ее месте. Ее два года держали взаперти, изучали, относились как к вещи, а она помнит, как была тобой. Помнит, как была человеком, как была свободной. У нее твои мысли и твои мечты. Твои чувства. Я вижу в ней тебя. Поэтому хочу ей помочь. Разве ты этого не хочешь?
И в тот момент, когда он задал этот вопрос, мир неожиданно обрел прежние очертания, все встало на свои места. Раздирающая голову боль унялась, а по груди разлилось тепло.
— Да, — призналась я в том, чего стыдилась все эти часы. — Я хочу ей помочь.
Глава 6
Маркус, конечно, остался на ночь у меня. Лишь деликатно уточнил, не создаст ли это для меня проблем. Я заверила, что не создаст. И либо у меня на почве сумасшедшей радости разыгралось воображение, либо он действительно выдохнул с облегчением.
В другой ситуации я, наверное, не смогла бы сомкнуть глаз всю ночь, думая о том, что он спит за стенкой, на моем диване в гостиной. Но в ту ночь я была слишком измотана, а потому провалилась в сон без сновидений, едва моя голова коснулась подушки.
Судя по тому, что с утра у меня болели шея и плечо, за ночь я ни разу не изменила позу. И не услышала будильник, потому что проснулась от солнечных лучей, бьющих мне в глаза. Зашторить окно накануне я совершенно забыла.
Кое-что еще заставило меня мгновенно проснуться: звуки и запахи. Приглушенно работал телевизор на кухне, шуршала в ванной стиральная машина, на кухне кто-то гремел посудой. А по квартире плыл аромат жареного теста с примесью ванили и корицы. Все это было настолько ненормально, что я сначала резко приподнялась на кровати, а потом вскочила с нее, на ходу натягивая поверх майки на тонких бретельках плотную клетчатую рубашку.
Гремел посудой на кухне, конечно, Маркус. Он же жарил ароматные оладьи, одним глазом поглядывая в экран небольшого телевизора, висевшего у меня на стене и в настоящий момент показывавшего новости. А стиральная машинка в ванной, судя по всему, трудилась над его рубашкой, поскольку по моей кухне он разгуливал в одних только брюках.
Последнее обстоятельство заставило меня замереть на пороге кухни. Маркус стоял ко мне спиной, телевизор висел на противоположной стене, поэтому я не попадала в его поле зрения. Это позволило мне несколько секунд беспардонно подглядывать за ним.
Полуголый Маркус Фрост готовил на моей кухне завтрак. Это было так похоже на сон — какие я тоже время от времени видела — что на мгновение мне стало страшно. А что, если я действительно просто сплю? Что если через секунду я проснусь и пойму, что все осталось по-прежнему, что его, как и раньше, нет в живых?
От этой мысли к горлу подкатился огромный ком. Глаза защипало, я обняла себя за плечи и прислонилась плечом к дверному косяку, стараясь не издавать ни звука, даже не шевелиться лишний раз. Чтобы случайно не проснуться, а сполна насладиться моментом. Запомнить его в мельчайших деталях.
То ли я все-таки чем-то себя выдала, то ли Маркус просто почувствовал мой взгляд спиной, но он вдруг обернулся. На его по-прежнему небритом лице появилась смущенная улыбка.
— Доброе утро. Наконец-то ты проснулась. Я не знал, что лучше: разбудить тебя или дать выспаться. Решил пока приготовить завтрак. Любишь оладьи?
— Люблю, — не стала отпираться я, улыбаясь ему в ответ и начиная верить в то, что не сплю. Не бывает настолько реалистичных снов. — Не знала, что ты умеешь их готовить. Что ты вообще умеешь готовить.
Он только хмыкнул, быстрым движением снимая со сковороды уже готовую партию небольших, но очень пухлых и румяных оладушек.
— Я старый холостяк, — объяснил он, ставя сковороду обратно на плиту и осторожно наливая на нее ложкой новые порции теста. — Пришлось научиться. К тому же у меня два высших образования и ученая