— Телефон остался в машине, мам. Не видел пропущенных.
— А это еще что? — Она отрывается от меня и оглядывает мое лицо.
— Это… так, вчера на игре.
— А, ну, не ври мне! — Мать с размаху бьет мне в грудь. — Твой тренер уже третий день телефоны обрывает! Обыскался тебя! Ты знаешь, что можешь вылететь из команды за пропуски?
«Да какая разница».
Я опускаю взгляд и вижу в ее руке мобильный.
— Ты говорила с тренером?
— Да, но я… — Она сглатывает. — Я должна сообщить тебе кое-что.
И в этот момент я замечаю, как опухло и покраснело ее лицо.
— Ты плакала?
— Твой отец… — Мать прижимает телефон к груди.
— А, ты про это. — Внутри меня что-то обрывается. Я отвожу взгляд, скидываю обувь и прохожу в гостиную. — Туда ему и дорога.
— Харри, конечно, вел себя по-скотски, — соглашается она, следуя за мной по пятам, — но все же, ты — его сын.
— Он и не вспоминал об этом. — Я снимаю куртку и швыряю на диван.
— Да, но… Его сбила машина, когда он переходил дорогу от стоянки к своему офису. Представляешь? Какая нелепая смерть.
— Я аж расчувствовался. — Хмыкаю.
— Кай! Так нельзя!
Мне приходится обернуться, что взглянуть ей в глаза.
Мать ниже меня на голову. Годы добавили ей морщин и полноты, но теперь она выглядит гораздо лучше, чем пять-семь лет назад. Нет алкогольной одутловатости на лице, взгляд абсолютно ясный. Если бы не по-дурацки повязанный на голове шейный платок, она выглядела бы гораздо моложе своих лет.
— Что заставило тебя переобуться, мам? Я думал, он сдохнет, а ты и бровью не поведешь.
— Я только что говорила с врачом клиники, где твой папаша испустил дух. — Наконец, мать деловито расправляет плечи. — У его соплячки случился нервный срыв, и ее накачали успокоительными.
— Ты о его дочери? — Я выгибаю бровь.
— Не называй ее так, у Харри был один ребенок, и это ты. — Прищуривается она. — Эта овца и не вспомнила бы, что у него есть и другие родственники, если бы ни обстоятельства.
— Какие?
— Через пару месяцев ей исполнится восемнадцать, а пока этого не случилось, ее грозятся забрать в социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних. Разве только… временно не назначить попечителя из числа родственников… — Мать ухмыляется. — Если кто-то выразит такое желание, конечно… И так как Харри удочерил ее, ближайшим родственником ей теперь приходится Хелена.
— И? Разве девчонка не может действовать самостоятельно? Ей же почти восемнадцать?
— Для признания самостоятельности нужно вести предпринимательскую деятельность или работать где-то. Но Мариана сейчас «совершенно убита горем». — Презрительно морщится она. — И пока кто-то не сообщил ей о такой возможности, мы можем взять все в свои руки. — Глаза матери загораются. — Кто-то должен забрать тело из больничного морга и оформить попечительство над девчонкой. Мы с Лео планируем забрать бабку и поехать вместе в столицу: во-первых, она уже практически глухая, во-вторых, ее сын умер, и ей захочется присутствовать на похоронах, в-третьих, она не будет возражать против того, чтобы взять заботу о внучке и пожить с нами в особняке Турунена…
— Можно еще раз? — Хмурюсь я. — Ты собралась жить в его особняке?
— А что такого? — Всплескивает руками мать. — Девчонку отправят с детский дом до совершеннолетия, если не вмешаться! Зачем нам ждать полгода до вступления в наследство на твою долю, если мы можем пользоваться богатствами уже сейчас? Возьмем ее под опеку, въедем в дом, там же половина — наша!
— Есть еще его мать.
— Бабке недолго осталось. — Отмахивается она. — А так, я очень хорошо поговорила по телефону с Марианой. Девочка расстроена и напугана, я пообещала, что мы привезем бабушку и все решим. — Мать победоносно улыбается. — Она уже ждет нас.
— Ты серьезно? — Мне не хочется верить своим ушам. — Да пусть ее забирают в этот детский дом, или как его там! Ей полезно. Меня тоже однажды чуть туда не забрали. — Я мерю комнату шагами, а затем поворачиваюсь к матери. — И вообще. Мне ничего от них не надо! К черту наследство!
— Что? — Ее лицо пунцовеет. — А я? — Она взмахивает руками. — Столько лет лишений, а взамен ничего? Его вторая жена по курортам каталась, пока я донашивала платье, в котором ходила беременная тобой! Она покупала себе украшения, а я в это время ставила заплатки на колготки! Кто мне возместит мои страдания? А?! Я тоже хочу долбанные бриллианты и чертовы Мальдивы! Сколько можно смотреть на других и облизываться? Я тоже хочу получить свое здесь и прямо сейчас. Я слишком долго этого ждала!
— Тебе не обязательно ехать для этого в столицу и брать на попечение эту девчонку. — Ледяным тоном говорю я.
— Харри — хитрый сукин сын. — Выплевывает мать с презрением. — Я хочу получить все, что мне положено. И то, что есть в документах, и недвижимость в Испании, которую он скупал втихаря. Я лично приеду в этот дом и проконтролирую, чтобы от меня не укрылось ни рубля, ни цента, ни несчастного евро. Начинается новая жизнь, сынок. — Улыбается она.
Вздохнув, я поднимаю руки.
— Это без меня.
— Привет, сынок. — Заслышав крики, входит в комнату Лео.
Вообще-то, маминого последнего ухажера зовут Леонид, но он настолько изыскан, что предпочитает Лео.
Я оглядываю его с головы до ног: лысеющая башка, подкрашенные усики, растянутая майка, широкие шорты, в которых бледные ножки выглядят спичками, и… на них мои тапки.
— Я тебе не сынок. — Говорю сквозь зубы.
И ухожу.
* * *— Турунен! — Окликает меня тренер.
Я иду по коридору спортивного центра с сумкой на плече. Останавливаюсь, заслышав его голос. По спине пробегает неприятный холодок. С детства надо мной не было авторитетов, но этот человек — исключение.
— Да? — Оборачиваюсь я неохотно.
Лицо Олега Даниловича выглядит безразличным. Это плохо.
— Можешь не переодеваться. — Бросает он. — Команда в тебе больше не нуждается.
Разворачивается и уходит в тренерскую.
Я шумно выдыхаю, мои плечи опускаются. Тренер никогда не шутит. Лучше сто раз нарваться на его гнев, чем заметить холодное равнодушие во взгляде — это знает каждый.
Я поправляю сумку и плетусь за ним. Стучу в дверь, вхожу в тренерскую.
— Олег Данилыч.
— Со скольки лет ты занимаешься у меня, Турунен? С семи? Восьми? — Мужчина встает у стола и проводит рукой по седым волосам. — Ты как никто другой должен знать, что пропуск без уважительной причины — повод к отчислению!
— Знаю. — Говорю хмуро.
— И сколько ты уже пропустил? — Он прищуривается. — Хочешь — приходишь, не хочешь — гуляешь. Почему я должен вызванивать тебя по знакомым и родственникам, точно отвергнутая влюбленная гимназистка? Ты кто, вообще? Ноль без палочки! Мне такие игроки не нужны. Убирайся!
Громыхание его голоса заставляет меня опустить голову.
— Команда ничего не потеряет без тебя. — Тренер взмахивает рукой в сторону двери. — Давай, проваливай.
Я