На древко Вульнар насадил Волчий Крюк из небесного серебра. А пружину в трубке заговорил так, что выброшенный ей Крюк насквозь пробил доску толщиной в два пальца, увязнув с другой стороны.
– Твое оружие готово, охотник, – сказал Вульнар. – Я дал ему имя. Волчий Убийца. Высек на трубе, метающей огонь. Теперь оно будет становиться сильнее с каждой душой, отправленной им в пещеры мертвецов. И тебе будет все труднее справляться с ним. Помни об этом и используй его мудро.
В свете луны белые стены домов напоминали пожелтевшую кость. Маленькие окна сливались в полосу слюдяного мерцания, если смотреть на них, повернув голову, против хода движения машины.
«В отличие от вампиров, бэньши или доппельгангеров, наиболее часто встречающихся в наших широтах, верфольвы не порождения измененного лунного света, запредельной материи или наших кошмаров. Они существа из плоти и крови.
Но эти плоть и кровь живут по законам, отличным от человеческих.
Организм верфольфа обладает невероятным восстановительным потенциалом. Раны, нанесенные обычным оружием, заживляются им мгновенно. Процесс регенерации тканей, соприкасавшихся с серебром, или погибших в огне, длится дольше, но тоже весьма скоротечен.
Наиболее эффективный метод уничтожения оборотня – это методичная и последовательная обработка его тела и внутренних органов с помощью зажигательных смесей, йодистого серебра или концентрированной кислоты.
Конечно, такой способ требует высокого уровня подготовки и безупречных личных качеств, таких, как отвага и самоотверженность. Даже перед лицом смерти» (Гаспар ван Рихтен, Эдуард Голицын «Человек и сверхъестественное»).
– Ты был хорошим учителем, Гаспар, – сказала Эрика.
Железная ограда парка Альбрехтсберг надвигалась на них гроздьями чугунного винограда и гербами Прусского Дома.
– Тебе не нужен был учитель, милая. Ты все знала и так. Я лишь привел твои знания в систему.
Она покачала головой.
– Помнишь, когда я заболела туберкулезом, ты спрашивал меня – боюсь ли я умереть?
– Ты сказала, что нет.
– Слишком много страха. Повсюду. Я разучилась бояться. Это бы убило меня рано или поздно. Если бы ты не научил меня бояться снова.
Он не стал спорить. Милый Гаспар, вся его молодость прошла в научных дебатах с твердолобыми материалистами вроде Маркса или Фрейда. Свободное время он тратил в лаборатории, или охотясь за очередным беспокойным оккультным феноменом. Трансильванские упыри. Петербургские ундины и навьи. Парижское наследие тамплиеров.
Теперь ему пятьдесят четыре. Время материалистов прошло, на шее у Гаспара сидят деятельные мистики с рунами смерти в петлицах. Его правая рука пощелкивающий и жужжащий протез из крупповской стали. Его левая рука – Эрика Нагель, выполняющая ночную работу.
Гаспар ван Рихтен не будет спорить с Эрикой. Нет времени. На часах без двадцати минут полночь.
Все должно было случиться в полночь, в полнолуние.
По словам Вульнара в это время волколак переживает невольную смену облика. Это момент его наибольшей слабости.
Опытный оборотень проводит первый час после полуночи в надежном логове. И лишь потом выбирается на охоту.
В снах своего брата Вульнар Черный узрел его логово. Наяву он отыскал его среди горных кряжей – пещеру с широким, но незаметным издалека входом.
Там Белый Вульнар пережидал полночь. Там, за час до полночи ждал его я, сидя возле кучи хвороста, сложенной Вульнаром Черным в виде правильной руны Ингуз.
На мне была маска из дубленной волчьей кожи. «Чтобы он не украл твое лицо», – сказал Вульнар.
Ружье лежало у меня на коленях. Смазанное волчьим жиром и заряженное серебряной дробью. В темноте ствол, приклад и Крюк источали нити собственного сияния. Я прикрыл Убийцу полой шубы, чтобы не выдать себя раньше времени.
Мои часы стояли с того момента, как самолет потерпел аварию. Я не знал, сколько времени осталось до полуночи.
Я сидел, прихлебывая из фляжки сваренную Вульнаром брагу. И ждал.
Он появился в безмолвии падающих снежинок, не выдав себя до того ни единым звуком. Немыслимо, как такой гигант мог пройти по скальному карнизу, даже не скрипнув сапогами.
Он встал у входа в пещеру, спиной ко мне, оттряхивая рукава. Мех его шубы и густая копна волос серебрились от снега и инея.
Глядя в неподвижную, как гора, спину, я нащупал курок Убийцы.
– Ты не из деревни, – неожиданно сказал он.
Это был голос Вульнара.
– Кто ты? – спросил он, поворачиваясь ко мне. – Was bist du?
О его лице нельзя было сказать «похоже». Похож бывает брат на брата или сын на отца. А это было то же самое лицо. Лицо Вульнара.
Только волосы и борода – это не снег красил их, а седина. Белый Вульнар заслужил свое прозвище.
– Кто ты? – он втянул носом воздух. – Я чувствую железо. Ты дровосек? Охотник?
– Охотник. Der Jager.
– Охотник, – повторил Вульнар Белый. – А я Хозяин. Der Meister. Ты далеко ушел от дома. Охотнику не следует так делать. Вьюга заметает следы. Охотник может не найти дорогу домой.
– Мой дом не здесь.
– Твой дом по другую сторону тумана. Я видел его во сне. В прошлую луну, когда мой брат послал ветер сломать твою железную птицу.
Мой палец замер, не взведя до конца курок.
– Кто послал ветер?
– Мой брат. Вульнар Черный. Кузнец Судьбы.
Барон выглядел расстроенным.
– Очень жаль, что мы не смогли оказать вам помощь, фрау Нагель.
– Вы все же сообщили мне одну хорошую новость, барон, – сжалилась Эрика. – Человек мертв. Нам противостоит зверь. Хитрый, живучий, опасный. Но всего лишь зверь. Если бы он не был так глуп. Если он выбрал другой способ самоубийства – перегрыз себе вены, например. Мы бы столкнулись с существом во много раз более страшным. Наряду с некоторыми человеческими свойствами, оно бы обрело способность принимать облик своих жертв.
– Доппельгангер крадет образ жертвы вместе с душой. Оборотень довольствуется только обликом. Он снимает с жертвы кожу и приращивает ее поверх своей. Пока кожа не начнет разлагаться, отличить его от оригинала почти невозможно.
Барон наморщил лоб.
– Я читал об этом! – радостно возвестил он. – Отчет группы Тойбера. Тысяча девятьсот девятый год. Потрошитель из Шварцвальда. Семь жертв. Единственный уцелевший – маленькая девочка, – он опять нахмурился. – Не могу вспомнить, как ее звали…
Гаспар ван Рихтен нервно кашлянул.
– Эрика Браут, – сказала Эрика Нагель, доктор медицины, особый сотрудник клиники лечения психических заболеваний фонда ван Рихтена. – Год спустя она умерла от туберкулеза в приюте фонда ван Рихтена.
– Да, да, вы совершенно правы, – покивал головой фон Штольц. – Бедная девочка. Столько пережить и от туберкулеза…
– Вы бы предпочли, чтобы малютку сожрал оборотень? – с иронией спросила Эрика.
– Нет, нет, что вы, – барон покраснел. – Я имел в виду…
– Время, – сказал Гаспар, глядя на часы. – Тебе пора, Эрика.
В глубине парка колокола часовни замка Альбрехтсберг ударили полночь.
– Ты лжешь, – я не чувствовал уверенности в своих словах.
– К чему мне? – пожал плечами Белый Вульнар. – А даже если бы