Поместили меня по прибытию в Рим в роскошном отеле «Рафаэль» неподалеку от знаменитой своими фонтанами площади Навона. Сразу же ко мне был приставлен «хвост» – мне его без труда удалось вычислить, уж очень невнимательно он читал газету в вестибюле. Да и, переодеваясь ежедневно, не мог, конечно, изменить свою яркую внешность. Думаю, что это был один из добрых знаков гостеприимства моих хозяев. Два дня из четырех я был предоставлен самому себе. На второй день собкор «Известий» Миша Ильинский повез меня «поздороваться» с морем в местечко Фриджене, что в полусотне километров от Рима. Боюсь, за этот день мой телохранитель получил нагоняй – мы ушли от него. Температура воды была около пятнадцати градусов, не больше, но я не мог отказать себе в удовольствии окунуться в давно забытые волны Адриатики. Тут откуда ни возьмись примчался спасатель и обругал меня сочным итальянским матом за опасное, по его мнению, несезонное купание. Я ответил ему тем же, но, естественно, на свой манер. «А, русский», – сказал разочарованно спасатель и, махнув рукой, ушел… А потом был день работы с итальянскими телевизионными журналистами и сам прямой эфир «круглого стола» с очень популярным в Италии ведущим – красавцем Коррадо Ауджасом, который, услышав мой итальянский, авторитетно заявил, что мне абсолютно противопоказан переводчик. Мне задали очень много вопросов. Особенно интересовались именами агентов, с которыми я работал в Италии. Я ответил, что в свое время клятвенно обещал каждому унести их имена с собой в могилу и клятвы не нарушу. Другое дело – операции, особенно нашумевшие и не только на Апеннинах… Да, а затем третий день моих «римских каникул» стихийно перешел в четвертый. По русскому обычаю, после окончания телепередачи я угостил оставшихся привезенной из Москвы «Столичной». Наша водка, да еще в экспортном исполнении, да еще в бутылках по 0,75 литра, – это вам не какое-то «Кьянти» или «Фраскати». Мы разошлись очень веселые и только в два ночи. Как говорят, хорошо посидели. А в шесть утра я вышел из отеля и побрел пешком к Ватикану, на его знаменитую площадь. Нежным перезвоном начали свою утреннюю песню колокола собора Святого Петра. Вставало солнце. Я прощался с Римом здесь. Arrivederci Roma, до свидания, Рим. А может быть, прощай, кто знает?
Я очень люблю Италию. Ее древнюю землю, рафаэлевское небо, синие волны всех четырех морей, омывающих Апеннинский сапог, и, конечно же, ни на кого не похожих певучих жителей его. Может быть, я люблю Италию не меньше, чем Россию. Может быть, ибо отдано было ей около пятнадцати лучших и самых сложных лет жизни.
А потом пришло время засесть за мемуары, ибо кто расскажет о том, что сегодня и мне самому кажется фантастикой. Еще раз повторю, что отнюдь не тщеславие двигало мною. Я собирался оставаться тем, кем был, вернее, тем, за кого меня принимали. Вот, кстати, как представлял меня популярный журнал «Столица», когда в эксклюзивном порядке напечатал отрывок одной из первых глав моих мемуаров:
«Журналист-международник Леонид Колосов достаточно известен читающей публике. Много лет он был собкором „Известий“ в Италии. Лауреат премии Союза журналистов, дважды лауреат премии КГБ СССР в области литературы и кино (за книгу „Совершенно секретно“ и двухсерийный кинофильм „Досье человека в „Мерседесе““, поставленный по мотивам его политического детектива „Прощайте, господин полковник!“), лауреат престижной итальянской премии „Золотой Меркурий“ – за вклад в дело укрепления дружественных связей между тогда еще Советским Союзом и Италией. Автор и соавтор более трех десятков книг, киносценариев и пьес… Подполковник внешней разведки КГБ СССР Леонид Сергеевич Колосов был известен лишь весьма ограниченному кругу людей из Первого главного управления Комитета госбезопасности…»
Но речь в этой книге пойдет не только обо мне. За три десятка лет журналистской работы, которая, как вы уже поняли, оказалась надежной «крышей» и для моей разведывательной деятельности, мне довелось писать о достаточно широком круге известных и менее известных советских разведчиков – как тех, с которыми довелось встречаться, так и тех, чьи судьбы остались лишь на страницах досье и иных архивных материалов. Помогло в раскрытии «шпионской тематики», разумеется, и то обстоятельство, что я был «своим» и мне редко отказывали в помощи коллеги из «Детского мира», так в шутку и ныне называют в народе здание КГБ…
Ким Филби и Рихард Зорге, Джордж Блейк и Шандор Радо, Рудольф Абель и Конон Молодый, Ван Энгеланд и Харро Шульце-Бойзен со своими соратниками из трагически погибшей в Берлине разведывательной группы «Красная капелла»… Многим знакомы эти имена. О всех них написаны были мною в «застойные времена» репортажи, очерки и повести, в которых основным побудительным мотивом смертельно опасной работы моих героев была неистребимая верность марксизму-ленинизму и, конечно же, горячая любовь к великому Советскому Союзу вместе со всеми его вождями. Я, как автор, прекрасно понимал, что все это вранье. В той или иной степени, но вранье, без которого ни одна из публикаций не проскочила бы через сито кагэбевского пресс-бюро с его железными цензорами.
Ну, кто бы пропустил трагический монолог разведчика-интернационалиста Шандора Радо (шеф нашей внешней разведки Ян Берзин присвоил ему ласковый псевдоним «Дора»), когда он, сидя напротив меня, рассказывал с глазу на глаз о своей несчастной судьбе? За три дня до начала Отечественной войны Радо сообщил на основании материалов, полученных через агентуру из канцелярии Гитлера, что она начнется ранним утром 22 июня, он передал затем массу ценнейшей информации из своего разведцентра в Швейцарии, а вернувшись в Советский Союз за заслуженными наградами, угодил в концлагерь, где просидел до самой смерти Сталина, который и санкционировал его арест как ненадежного агента… «Был бы был жив Джугавшвили, – завершил Шандор нашу беседу, – я бы плюнул в кошачьи усы этого убийцы за искалеченные человеческие судьбы и неверие в людей…» Как вы сами понимаете, эта фраза осталась неиспользованной в моем журналистском блокноте… Ну, кто бы поверил в те времена, когда я писал о Рихарде Зорге, что тот же великий вождь всех времен и народов отказался спасти от петли легендарного разведчика, хотя японцы предлагали обменять его на одного из своих резидентов, которого изловили наши славные чекисты. А ведь именно Зорге, он же «Рамзай», еще 6 марта 1941 года отправил в Москву копии секретных документов – телеграмм Риббентропа немецкому послу в Токио о запланированном нападении