С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и еще могли бы создать!
Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и называли это – «партийностью». И теперь, когда все можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность – при возмутительной дозе самоуверенности – тех, кто должен был все это исправить. Литература отдана во власть людей, неталантливых, мелких, злопамятных…
Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения, даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти – невежды.
Жизнь моя как писателя теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушиваются подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни.
Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение уже трех лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять».
О расследовании обстоятельств смерти Фадеева на следующий день председатель КГБ генерал армии Иван Александрович Серов доложил в ЦК:
«13 мая 1956 года, примерно в 15:00, у себя на даче, в Переделкино Кунцевского района, выстрелом из револьвера покончил жизнь самоубийством кандидат в члены ЦК КПСС писатель Фадеев Александр Александрович.
Предварительным расследованием установлено, что накануне, т. е. 12 мая с.г. Фадеев находился у себя на московской квартире, где имел встречу и продолжительную беседу с писателями С.Я. Маршаком и Н. Погодиным.
Вечером того же дня Фадеев вместе с 11 – летним сыном Мишей приехал на дачу в Переделкино, где и находился до самоубийства.
Как показала его секретарь Книпович, в 12 часов дня 13 мая с.г. Фадеев сказал ей, что после разговора с Маршаком он не мог уснуть и на него не действовали снотворные средства.
По заявлению домработницы Ландышевой, Фадеев утром 13 мая приходил к ней на кухню и, отказавшись от завтрака, снова ушел к себе в кабинет. При этом, по мнению Ландышевой, Фадеев был чем-то взволнован.
Около 15 часов в кабинет Фадеева зашел его сын Миша и обнаружил Фадеева мертвым.
При осмотре рабочего кабинета сотрудниками КГБ Фадеев лежал в постели раздетым с огнестрельной раной в области сердца. Здесь же на постели находился револьвер системы «Наган» с одной стреляной гильзой. На тумбочке возле кровати находилось письмо с адресом «В ЦК КПСС», которое при этом прилагаю.
Труп Фадеева отправлен в институт Склифосовского для исследования.
Рабочий кабинет Фадеева А.А. опечатан.
Следствие продолжается».
Самоубийство недавнего руководителя Союза писателей, широко известного в стране и за рубежом, было неприятнейшим сюрпризом для членов президиума ЦК КПСС, а его письмо признали возмутительным. Меньше всего Хрущеву и его соратникам хотелось признавать самоубийство Фадеева актом протеста против политики партии в области литературы и искусства. Выстрел в себя мог быть только актом слабости больного, спившегося человека. Следствие должно было подтвердить эту версию.
22 мая генерал Серов доложил в ЦК о результате допросов тех, кто общался с Фадеевым накануне его смерти:
«Маршак утверждает, что по ходу беседы нельзя было сделать какого-либо вывода о пессимистических настроениях со стороны Фадеева А.А.
Допрошенная в качестве свидетеля Зарахани Валерия Осиповна, которая является родственницей Фадеева и его личным секретарем, показала, что примерно год тому назад она днем зашла в спальню Фадеева и увидела его лежащим в кровати, а рядом на столе были – бутылка водки, пистолет и записка.
Она забрала оружие, выругала его, после чего он успокоился. Содержание записки якобы было нехорошее, но она его не помнит.
Допрошенный гражданин Чернобай К.С., работающий в течение десяти лет сторожем на даче у Фадеева, рассказал, что примерно за два часа до самоубийства Фадеев разговаривал с ним по вопросу устройства приусадебного участка и обещал ему достать в Литфонде машину для доставки удобрений. Затем они пошли с Фадеевым в столовую, где Чернобай выпил 100 гр. водки, а Фадеев съел простоквашу.
В ходе расследования выяснилось также, что за полтора часа до самоубийства Фадеев разговаривал по телефону со своей родной сестрой Татьяной, которой жаловался на бессонницу, заявив, что много приходится принимать снотворного. Сказал, что положение на культурном фронте, а особенно на литературном, неблагополучно и это его сильно волнует.
Далее он ей рассказал о своем намерении направить в ЦК КПСС письмо, в котором поставить волнующие его вопросы и внести предложения об улучшении дела в области культуры. Одновременно пожаловался на пониженную работоспособность и сильное нервное возбуждение.
Примерно в таком же духе сообщают и другие знакомые Фадеева, встречавшиеся с ним перед смертью. На основании материалов следствия можно прийти к выводу, что самоубийство Фадеева является результатом расстройства нервной системы, нарушенной длительным злоупотреблением алкоголя, и общего болезненного состояния».
14 мая на заседании президиума ЦК Хрущев сурово осудил поступок, недостойный коммуниста, и распорядился:
– Пусть врачи напишут, сколько он лечился от алкоголя. Вообще все надо сказать и опубликовать.
15 мая Александр Трифонович Твардовский записал в дневнике: «Смерть Фадеева. Узнал вчера утром. Самое страшное, что она не удивила. Это было очень похоже. Сегодня газеты хамски уточняют причины самоубийства».
Увидев мертвого Фадеева, Алексей Сурков и Евгений Долматовский из Переделкино поехали в Москву, в Союз писателей, располагавшийся на улице Воровского (ныне Поварская), чтобы сочинить некролог для завтрашних газет. Сурков в то время был фактическим руководителем Союза писателей, проводить в последний путь Фадеева входило в его обязанности.
«Всю дорогу, – вспоминал Долматовский, – мы с Алексеем Александровичем подбирали самые глубинные душевные мысли для последнего слова. Но, приехав на улицу Воровского, узнали, что опоздали. Некролог – жесткий и краткий – кем-то уже был написан и передан в печать…»
Текст, короткий и злой, составили в ЦК.
Никита Сергеевич Хрущев настолько разозлился на ушедшего из жизни Фадеева, что об алкоголизме руководителя Союза писателей открыто написали в официальном некрологе, – это было невиданным позором.
В некрологе, опубликованном «Правдой», говорилось:
«В последние годы А.А. Фадеев страдал тяжелым прогрессирующим недугом – алкоголизмом, который привел к ослаблению его творческой деятельности. Принимаемые в течение нескольких лет различные врачебные меры не дали положительных результатов. В состоянии тяжелой душевной депрессии, вызванной очередным приступом болезни, А.А. Фадеев покончил жизнь самоубийством».
Люди читали и не верили своим глазам. Кандидату в члены ЦК не полагалось быть самоубийцей и алкоголиком. Михаил Александрович Шолохов, по словам литературного критика Михаила Романовича Шкерина, потрясая газетой, неистовствовал:
– Ну, ты подумай, какую подлую причину выставили! Прочитал вот, звоню в президиум ЦК. Разговаривал с Ворошиловым. Зачем, спрашиваю, такую версию опубликовали,