Выше говорилось о том комплексе условий и обстоятельств, которые сопутствовали процессу генезиса надобщинных структур. Нам неизвестно, как конкретно шел этот процесс на его ранней стадии в Шумере, Египте или Полинезии, но есть определенные основания считать, что он шел достаточно широким фронтом, охватывая заметную географическую зону, и, если, иметь в виду соперничающие друг с другом новообразования, с переменным успехом. Интеграция, как говорилось, создается в ходе соперничества и борьбы, и это было всеобщей нормой. Более того, в борьбу передовых общин и центров достаточно быстро втягивалась контактировавшая с ними периферия, причем нередко периферийные коллективы вступали с ранее возникшими и уже сформировавшимися чифдом в патронажно-клиентные, вассальные отношения [80, с. 228, 264]. В ходе различных по характеру взаимоотношений возникали как самостоятельные вторичные чифдом (эффект трибализации периферийных коллективов), так и более крупные и сложные составные чифдом. При этом появление сложных иерархически организованных составных чифдом было непосредственным результатом активизации военной функции.
В свое время были выдвинуты теории, авторы которых, как, например, Ф. Оппенгеймер, придавали военной функции гипертрофированное и самодовлеющее значение в процессе генезиса государства [222]. Но подобные теории не могли объяснить, откуда и за счет чего возникали те крупные организационные структуры, без которых просто невозможно вести большие и успешные войны. Неудивительно, что эти теории были отвергнуты [203]. Современные специалисты справедливо считают, что войны и завоевания — не причина, а следствие возникновения развитых политических структур [133, с. 216; 179, с. 45]. До того ни профессиональной дружины, ни дисциплины, ни субординации еще не существовало: военное дело как род занятий и форма организации является функцией централизации [223]. Но зато после возникновения развитой структуры война действительно выступает на передний план, становясь важным инструментом интеграции [75, с. 137—140; 94, с. 734; 95, с. 207— 208; 107, с. 10; 110, с. 186]. И только с этого момента вступают в силу закономерности, разработанные Ф. Оппенгеймером и другими сторонниками ведущей роли военной функции: именно в ходе столкновений сильный одолевал слабых, завоевывал и присоединял к себе соседей и тем способствовал расширению, процветанию и ускоренному развитию своей политической структуры, энергичными темпами превращавшейся в территориально значительное протогосударство. Именно таким был исторический процесс в древней Месопотамии и всей Западной Азии, равно как и в Египте, где независимые номы довольно быстро прекратили свое существование, оказавшись объединенными в рамках более крупных государственных образований. Еще более наглядно это видно на примере Полинезии, где завоевание и присоединение давали дополнительный доход на содержание дружины вождя [140, с. 697—698], а статус воина всегда был очень высок.
Словом, выдвижение на передний план военной функции на этапе уже простого чифдом было широко распространенным явлением[17]. Войны давали возможность сильнейшему проявить и доказать свою силу, именно в этом смысле они сыграли существенную роль, особенно заметную на этапе формирования крупных политических структур — сложных составных чифдом.
Разумеется, не все решалось войной. Военные успехи лишь помогали сильнейшему упрочить свое господство. Как отмечал в своих работах М. Харрис, могуществу военного лидера всегда должны были сопутствовать и другие факторы: рост плотности населения, интенсификация производства, укрепление сети редистрибуции, консолидация всей общности и т. п. [148, с. 76; 149, с. 92—102]. Но практически реализовывалось все это в конечном счете в форме увеличения и усложнения первоначального простого чифдом, на основе привычного уже механизма конического клана с характерным для него разрастанием и отпочкованием дочерних сегментов, соединявшихся в единое целое посредством иерархии линий. Механизм этот, функционировавший в той или иной форме и при развитии «в чистом виде» (т. е. без активного-военного фактора), и при завоеваниях либо возникновении вассальной зависимости присоединенных соседей, сводится к созданию многоступенчатой структуры, каждый уровень которой регулируется официально признанным старшинством линий (если имеется в виду один привилегированный клан) или субординацией кланов (если их несколько). Вот как это выглядело на примере Полинезии.
Община, возглавляемая старейшиной из числа глав наиболее знатных линий преобладающего в ней клана, входит наряду с другими такими же в куст-дистрикт, структурно близкий простому чифдом. Глава центрального поселения становится главой дистрикта, а его линия — одной из знатнейших; он носит наследственно высокий ранг-титул и имеет широкие полномочия, включая право мобилизации населения на общественные работы и взимания избыточного продукта. Наиболее знатный и сильный из числа таких региональных вождей — это и есть верховный вождь, глава всего сложного чифдом. Он обладает наивысшим рангом-титулом, наибольшими полномочиями и привилегиями, включая сакральные прерогативы. Верховный вождь осуществляет административные функции, опираясь на региональных вождей дистриктов и аппарат центра. Вожди, аппарат власти и приближенные верховного вождя постепенно конституируются в административно-управленческую элиту, особый высший слой, стоящий над массой производителей [122, с. 169].
Лейтмотивом эволюции всей структуры является тенденция к централизации, т. е. постепенный отказ от элементов привычной автономии общины в пользу дистрикта с его региональным вождем (обычно дистрикт объединяет этнически гомогенную общность даже в том случае, если она была присоединена силой к другой, этнически чуждой ей и господствующей). Региональные же дистрикты добровольно либо вынужденно отказываются от части своей самостоятельности в пользу всеобщего центра с его теперь уже значительным аппаратом управления. Видимо, примерно так обстояло дело и с древнейшими номами Египта. На определенном этапе развития эта же закономерность отчетливо прослеживается и в древнем Шумере: одни городские структуры подчиняют другие, возникают крупные надрегиональные объединения, вплоть до политической структуры Саргона аккадского. Еще один конкретный пример — индейцы кикатеки в доколумбовой Мезоамерике XV в.
Центром составного чифдом у них было большое поселение (5 тыс. человек) с верховным вождем и центральной администрацией, призванной управлять сложной и разветвленной структурой, основанной на ирригационном хозяйстве. На периферии структуры — несколько полуавтономных дистриктов типа простых чифдом, каждый из которых напоминал в миниатюре структуру в целом: его центром являлось укрупненное поселение с вождем, а периферией — округа из общинных деревень со старейшинами, несшими ответственность перед региональным вождем и его помощниками. Центральный аппарат и региональные управители следили за жизнью общин, руководили перераспределением земель, общественными работами, отвечали за ирригацию, взимали налоги, обеспечивали снабжением из казенных амбаров трудящихся на общественных работах, следили за добычей нужных ресурсов (например, соли), осуществляли ритуалы, культовые отправления и т. п. [164].
Примеры такого рода — число их легко умножить — свидетельствуют, что важнейшим условием нормального существования укрупненных структур была сильная центральная власть. Только она имела достаточно авторитета для того, чтобы сдерживать и гасить соперничество лидеров на общинном и надобщинном