одни главы-патриархи умнее и опытнее остальных, что в конечном счете явственно сказывается на результатах. Одни группы оказываются зажиточнее и крупнее, другие — слабее, причем менее удачливые главы семей расплачиваются тем, что их группы становятся малочисленнее, так как на их долю либо не достается, либо достается меньше женщин (следовательно, меньше в них и детей). Словом, в рамках общины возникает неравенство между группами. Оно не в том, что одни сыты, другие голодны; последнее исключается традиционным механизмом реципрокности. Неравенство в том, что главы процветающих групп оказываются в силу присущих им функций редистрибуции распорядителями скопившегося в их хозяйствах немалого имущества, которое может быть использовано ими для увеличения их личного престижа, социального авторитета и в конечном счете административной власти. Это можно хорошо проследить на классическом примере папуасов Меланезии.

Земледельческая община папуасов чаще всего экзогамна и состоит из групп одного клана. Каждая группа в среднем насчитывает 20—40 человек [233, с. 196—199], причем неравенство между группами очень заметно: главы более зажиточных легче могли покупать себе по нескольку жен, а умножение их числа автоматически вело к дальнейшему увеличению зажиточности, так как жены были весьма продуктивной формой богатства, ибо они выращивали плоды и откармливали поросят. В результате у одних семей было по 30—40 свиней, а у других— считанные единицы. И хотя такие стада еще не рассматривались в качестве личной собственности патриарха и даже существовали нормы, согласно которым семье не следовало есть мясо собственных животных [7, с. 306], они тем не менее приносили их владельцам ощутимые дивиденды. Происходило это при помощи все того же генерального принципа реципрокности: щедро раздаривая мясо всех разом заколотых животных, богатый владелец их не только обеспечивал себе почетное право принять ответный дар при очередной такой же праздничной раздаче, но и приобретал тот самый высоко ценившийся и далеко не всем достававшийся престиж, который делал его «большим человеком» (биг-мэн — в описаниях этнографов).

У папуасов и вообще в Меланезии, где процесс становления администрации единоличного лидера общины еще не был завершен и где система лидерства напоминала олигархию,биг-мэны являли собой группу лиц, занимавших привилегированное положение в обществе. Привилегии же сводились к тому, что имеющие престиж не только задавали тон в общине, но и окружали себя группой преданных им и зависящих от них клиентов, которые приобретались посредством Щедрых угощений.

Система эквивалентного дара в земледельческих обществах более индивидуальна, нежели в локальных группах. Тот, кто дарит имущество другим, даже если это достояние не его лично, а всей группы, главой которой он является, чётко определяет протокол раздачи. Больший и лучший кусок получают равные ему, имеющие престиж, остальным достаются остатки [159, с. 395—396]. В материальном плане угощающий проигрывает: раздав мясо 30—40 свиней, он практически никогда не получит обратно в ходе раздач его соперников такого же количества — хотя бы потому, что далеко не все, принявшие участие в потреблении его мяса, в состоянии отплатить ему тем же. Специальное исследование показало, что разница здесь близка к соотношению 3:1 (племена пилага на Таити [153, с. 169—172]). Но именно такая разница создает как престиж донатора, так и отношения зависимости со стороны тех клиентов, кто принял дар и не возвратил эквивалент.

Итак, дарение возвышает, принятие дара принижает (подробнее см. [212]). Это значит, что в основе роста престижа, авторитета, власти лежит все та же материальная проза. Суть же специфики в том, что отношения такого рода не детерминируются еще экономической властью имущего, собственника. Съеденное стадо не принадлежит тому, кто им распорядился. Другими словами, базой социального возвышения служит не собственность, а право редистрибуции, т. е. распоряжения избыточным продуктом подчиненного данному лидеру коллектива. И именно это обстоятельство — основа основ процесса генезиса пполитической администрации, о котором идет речь.

Папуасский биг-мэн — своего рода кандидат в политические администраторы, в лидеры-старейшины общины, причем право стать им он доказывает в привычных традиционных понятиях реципрокности. Следующий шаг — появление общепризнанного и авторитетного общинного лидера. Из публикации Н. А. Бутинова явствует, что у папуасов общины, достигшие такого уровня, достаточно часто соседствуют с такими, где лидера еще нет [10, с. 120, 133 и сл.]. Как правило, развитые общинные структуры уже имеют своих глав-старейшин, иногда и нескольких.

Они обычно избирались: от личных качеств и компетенции вождя зависело многое, так что мнение должно было быть единодушным. В процессе выборов ведущую роль играли старшие, прежде всего главы семейных групп. Такой была, например, процедура избрания вождей у навахо [247, с. 146—148]. А в поселениях нигерийской общности нупе существовал административный совет из глав семей, который и избирал из числа своих членов старейшину общины [219, с. 300—304]. Но эти нормы относятся к наиболее ранним земледельческим структурам. Для более развитых характерно усложнение процедуры отбора кандидатов в лидеры, в них немалую роль играла система возрастных классов. У йоруба, например, в ряде случаев насчитывалось до пяти возрастных классов: юноши, прошедшие обряд инициации; зрелые мужчины; женатые; старшие из женатых (это практически все те же главы семейных групп); члены административного совета (из числа глав семейных групп). Старшие, т. е. члены двух высших возрастных классов, составляли уже, по существу, две социально привилегированные группы в данном обществе [199, с. 272—275].

Эти социальные ранги являлись еще функцией личных заслуг и достижений и не передавались по наследству, но их появление представляет собой важный шаг по пути становления привилегированных верхов. И снова важно подчеркнуть, что не имущественный статус, а личные достоинства и добытый посредством практики реципрокности и умелого использования права редистрибуции престиж были ключом к возвышению. Только это открывало дорогу к высшему классу-рангу и власти. Доказать свое право управлять другими можно было лишь в терминах престижа и авторитета, причем то и другое следовало спорадически подтверждать. Не имея в своем распоряжении никаких иных средств принуждения, лидер общины действовал в решении конфликтных и иных ситуаций, опираясь только на этот самый престиж. И, надо сказать, по меньшей мере на начальном этапе должность старейшины, главы общины, была связана скорее с расходами, чем с доходами: старейшина общины, обладая правом распоряжаться ее достоянием и

ее избыточным продуктом, в то же время должен был регулярно устраивать щедрые раздачи, когда наряду с общинными амбарами раскрывались и его собственные. Скуповатый старейшина не мог рассчитывать удержаться у власти, а иногда лишался и жизни [239, с. 92—93; 259, с. 71—72].Каждая из описанных выше земледельческих общин являла собой социальную ячейку, автономно существующую рядом с многими другими такими же, обычно связанными с ней родственными узами, не говоря уже о ритуальных контактах, спорадической взаимопомощи и т. п.