Конечно, обо всех этих нюансах тетю Тоню не информировали. Надо сказать, что Птицын, конечно, разработал для Юрки с Надькой, так сказать, «легенду», которой они должны, были строго придерживаться. Положение облегчалось тем, что прошлым летом, когда Юрка прибежал сюда вооруженный и изувеченный, родители были в отпуске, в деревне. Когда «мамонты» увозили Тарана с Надькой к себе на базу, Надя оставила родителям записку, что, мол, они с Юрой уехали в Сочи. Эту записку мать прочла только через пару месяцев, когда вернулась в город, в сентябре. А к этому времени в почтовый ящик уже легло письмишко без марки, с треугольным штампом, где сообщалось, что Надька с Юркой поженились, что Юрку призвали в армию, а Надька от большой любви запивалась по контракту, и теперь они служат в одной части, аж где-то в Сибири, причем в такой глухомани, что туда на двух самолетах лететь надо. Ясно, что у родителей Надьки даже на полет в один конец денег не хватило бы, а потому мчаться в тундру и забирать оттуда «дуру психованную» они не стали. Ограничились тем, что пошли в военкомат и спросили, так оно или не так. В военкомате сказали, что все так и есть, а заодно успокоили, мол, в тундре все спокойно, «горячих точек» не отмечено. Напомнили к тому же, что дочка у них совершеннолетняя, а потому по закону ни в родительском согласии на вступление в ряды Вооруженных Сил, ни в согласии на законный брак не нуждается.
Ясно, все эти заявления ни тестя, ни тещу не успокоили, и они пошли разбираться к родителям Тарана. Толку от этого тоже не получилось, поскольку алкаши вообще ни хрена не знали. У них почтовый ящик в подъезде был давно раскурочен, и письмо «из Сибири», написанное Юркой, вообще куда-то пропало. О том, что их сынок куда-то умотал, они, кажется, уже догадывались, но были не в курсе, уехал ли он из города или перебрался к какой-нибудь бабе. Весть о том, что Юрка женился и одновременно ушел служить в армию, их особо не огорошила. Они, даже если б его в тюрьму посадили, навряд ли стали бы сильно переживать. Правда, папаша припомнил, что однажды приходили летом какие-то, не то бандиты, не то менты, и справлялись насчет Юрки, а мать, покопавшись в памяти, отыскала некое воспоминание о приходе отца Даши, пытавшегося искать свою бесследно пропавшую дочь. Именно поэтому мамаша Тарана некоторое время подозревала, что Юрка уехал в Москву с Дашей.
Наверно, если б письма «из Сибири» писались не Надькиным почерком, то тетя Тоня и дядя Миша небось так быстро не унялись и не смирились с этим делом. Может, даже наскребли бы денег и все же слетали в Сибирь, хотя точного адреса не знали. Особенно после того, как про Дашу услышали. Михаил Иваныч, Надькин отец, даже поперся к Дашиным родителям. Однако выяснилось, что им о ней по ею пору ничего не известно. Они, оказывается, знали только, что она прошлым летом приезжала в родной город, когда их дома не было, но, когда уехала и с кем, понятия не имели. Насчет того, чем она занималась в Москве, у них кое-какое представление было. Сказать, что их это сильно радовало, нельзя, но они, должно быть, начитавшись «Интердевочки», наивно полагали, что Даша в конце концов подхватит какого-нибудь импортного лоха и тот обеспечит ей за бугром счастливое будущее. С опасностью, что вместо лоха Даша подхватит СПИД или хотя бы сифилис, они, конечно, не примирились, но и поделать ничего не могли. Дочка их уже ни в грош не ставила. Более того, она много раз похвалялась, что если ей не удастся подцепить иностранца, то «запасной вариант» у нее найдется. Таковым должен был стать Таран.
Этот выбор папе и маме Даши казался хуже СПИДа. Мало того, что Таран голодранец и шпана, так у него еще и родители беспробудная пьянь. Поэтому прошлым летом, узнав от соседей, что видели во дворе Дашу в обществе Юрки, с букетом цветов – он тогда на эти цветочки у Надьки деньги занимал! – родители испытали настоящий шок. Папа-адвокат взялся вести расследование, сбегал через двор к родителям Юрки, потом съездил в Москву по последнему адресу, откуда писала Даша, провел опросы всяких друзей-знакомых. Все это не дало ему ровным счетом ни шиша. Юркины родители ничего вразумительного, как уже говорилось, не сообщили. В Москве, на съемной квартире, где до июля прошлого года жила – без всякой регистрации, кстати! – Даша, ему сказали, что, куда подевалась эта блядь, задолжавшая квартплату за три месяца, они и сами с удовольствием узнали бы. Папа оттуда вообще еле удрал, потому что хозяйка очень хотела, чтоб он вернул должок за дочку. Хорошо еще, что хозяйкин муж был сильно пьян, а потому господин адвокат сумел вырваться. Подруги-одноклассницы, которые сохранились у Даши в родном городе, ничего о ней не знали. Они даже понятия не имели, что она летом приезжала из Москвы в родной город.
Конечно, несчастный папа обратился в милицию. Там сказали, что поставят девочку в розыск, хотя и предупредили, что по нынешним временам дело это не очень надежное. Тем более при такой профессии, как у Даши. Нынче девок запросто вывозят за рубеж в тамошние бордели, продают в гаремы шейхам, а иногда, увы, просто-напросто топят в глубоких речках, замоноличивают в бетон, закатывают в асфальт и так далее. Насчет канавы с сернокислотным стоком, где в действительности упокоилась – если здесь употребим этот термин! – Даша, менты говорить не стали, поскольку не хотели тревожить прах геройски погибшего на боевом посту зам. начальника здешнего РУБОП полковника Мазаева.
В общем, то, что Михаил Иваныч Веретенников узнал про исчезновение Даши, ему оптимизма не добавило. И тетя Тоня время от времени паниковать начинала, хотя письма от Надьки и Тарана приходили регулярно. Гораздо чаще, чем от старших сестер, кстати.
Так что, когда пришло письмо, что Надька приезжает домой с сыном, а Юрка теперь будет служить поблизости и по выходным навещать семейство, Веретенниковы вздохнули с облегчением. И то, что дочка