Юджин встал и вышел со своей невозмутимой скандинавской улыбкой.
Чертова мамаша! Приспичило ей делать этот шпагат. Непонятно, как она его вообще делает. Я ни разу не видела, чтоб она хотя бы зарядкой занималась. Вечно курит и валяется на кровати. Видимо, в ней действительно умерла балерина.
Не знаю, кто умер во мне, но я вышла на середину комнаты и попыталась сесть на самый простой шпагат. Мне оказалась не под силу и половина маминого результата. А еще говорят, что молодые гибче. Я раскорячилась посреди комнаты, как корова.
И тут приперся Гипс. Он приперся и уселся на край кровати.
— Грустишь? — спросил он.
— С хрена ли.
— А чо грубая такая?
— А ты чо такой нежный?
— На самом деле, мне очень понравилась твоя мамаша.
— Спасибо, это заметно.
— Да не, я не про это. Она правда классная.
— Юджин другого мнения.
— Слушай, — Гипс наклонился ко мне близко-близко. От него пахло вином, но не противно. — Юджин — хренов карьерист. Ты в курсе, что он ходит домой к нашей преподавательнице по основам права?
— Зачем?
— Лампочки вкручивать типа, — Гипс хмыкнул. — Она типа одинокая, лампочки некому вкрутить.
— Ну и что такого?
— Ты как ребенок, — сказал Гипс, и это прозвучало нежно.
— Вечер удался, вали отсюда.
— Да ладно тебе. — Он встал, чиркнул зажигалкой. — Эй… ты чо?!
Гипс был из тех мужиков, которые до ужаса боятся женских слез. Вообще, это хороший знак. Мне мама говорила, что это признак приличного человека. Хотя чот Гипс не был похож на приличного. Проблема в том, что в тот вечер рядом со мной не было ни одного приличного человека.
Когда-то я прочитала довольно тупую заметку про конкурс на самый громкий крик. Он проводился где-то в Штатах. Кричать можно было что угодно, аппарат фиксировал только громкость. Победила какая-то деваха, которая крикнула:
— Сэм, верни мою девственность!!
У нее тоже, небось, мамаша отчебучила чонить. И этот Сэм смылся. А, может, она и без мамаши передумала. Может же человек передумать. Я, например, джинсы подолгу меряю, а потом все равно назад сдаю. Интересно, какой приз получила эта деваха. Хорошо бы какой-нить нормальный приз. Машину, например, или тысячу баксов.
А то совсем тоскливо.
И тут мне захотелось позвонить маме.
Будь тут, будь рядом
Я шагаю по черной тропинке, перешагивая мощные корни дубов. Из турбазовской столовой доносится запах котлет и свежеиспеченных булочек. Я иду неестественно медленно, как дрессированное животное. Сзади, с трудом перетаскивая негнущуюся ногу, ковыляет моя бабушка, главный бухгалтер Воронежского рыбзавода. Бывший главный. Это благодаря ей мы каждый год получаем путевку сюда, в маленький рай с огромными комарами, четырехразовым питанием и холодной речкой в пятнадцати минутах ходьбы.
— Вырубили бы давно к чертям собачьим! — бабушка зло тычет в корни палкой.
— Тогда деревья погибнут, — отвечаю я.
— Да и шут с ними! И так сырость — одно комарье, — покраснев от напряжения, бабушка преодолевает очередной корень, выразительно изогнутый, как щупальце осьминога.
Навстречу со стопкой чистого белья шагает мама. Веселая и легкая. Я с грустью думаю о том, что сейчас она заправит наши постели и уедет. А мы с бабушкой останемся.
В столовой аппетитная духота. Я быстро заканчиваю, ковырнув понемножку серую добротную котлету и салат. Бабушка ест жадно и подробно. Отдыхающие подобострастно здороваются с ней. Это в основном женщины, такие же низенькие и квадратные, как и бабушка, в босоножках на носок и в платьях с треугольным вырезом. По столам кочуют алюминиевые чайники с красной цифрой на боку. Из них в стаканы льется чай, крепкий и приторно-сладкий. Наплевав на то, что у нее сахарный диабет, бабушка заканчивает ужин румяной булкой, обильно посыпанной сахаром.
Вся светская жизнь турбазы происходит вокруг столовой. Здесь есть площадка для игр, открытый кинотеатр и эстрада для танцев. Под навесом — шахматные доски на чугунных ногах, около которых толкутся мальчишки и сосредоточенно стоят с цигарками в зубах отдыхающие мужчины. Фигуры огромные и тяжелые, мальчишки услужливо перетаскивают их двумя руками. Каждый ход сопровождается ударом по металлу. Я подхожу ближе. Миттельшпиль. Моя любимая часть игры. Мужчина с глубокими морщинами ходит и ходит пешками, не замечая трехходовых выигрышных комбинаций. Я молчу. Я никого тут не знаю. Месяц назад я получила второй юношеский по шахматам. Наконец соперник морщинистого зевает ферзя и сдается.
— Кто следующий? — морщинистый удовлетворенно мнет окурок и бросает в урну.
Мальчишки жмутся в углу доски, у g8h8. Выпихивают вперед тощего рыжего. Он жмется и прячется за их спины.
— Давайте я.
Мальчишки смотрят на меня, выпучив глаза. Мужик усмехается:
— Как ходить, знаешь?
— Естественно.
— Расставляйте, пацаны, — ехидно подмигивает мальчишкам.
Мне дали белые. Как слабаку. Я решила не выпендриваться. Королевский гамбит. Просто и элегантно. Мужик начал терять темп с четвертого хода. На седьмом я выиграла пешку. На тринадцатом слона.
Приковыляла, утирая потное лицо, бабушка. Долго смотрела на стол, но ничего не поняла. Спросила у мальчишек:
— Кто выигрывает-то?
Те с недоверием ткнули пальцем в мою сторону. Бабушка самодовольно заулыбалась, обращаясь к мужику:
— Петь, ты не смотри, что она пигаль такой. Не обыграешь. Это внучка моя. У нее разряд.
Это сообщение, видимо, сломило волю мужика, и на двадцать втором ходу он сдался.
Вообще я обаятельная. Это я не сама себя хвалю. Это статистика. Мужскому полу однозначно нравлюсь. Как-то один мужик ошибся номером. Я дома одна была. Ему скучно, мне скучно. Поговорили немножко. И он стал каждый день звонить. Ну, я привирала кое-что, все равно ж никогда не увидимся. А он заявил, что влюбился, и начал предлагать встретиться. Пришлось признаться, что мне двенадцать лет и все такое. Он не верит. Не может быть, говорит, у тебя такой голос… сексуальный. В общем, у меня сексуальный голос и второй разряд по шахматам. И в математике я шарю — будь здоров. Учебник для седьмого класса дали — так я его за вечер весь прорешала.
Еще у меня длинные волосы и джинсы. Правда, не голубые, а темно-синие, но все равно. Это мне бабушка привезла, когда ездила к родственнице в Серпухов. Кроссы еще привезла. И майку махровую в широкую синюю полоску. Я бы сожгла всю остальную детскую одежду и ходила только в этом. Бабушка ругается, что я порчу себе ноги в кроссовках, потому что на улице жара. Но после такой настоящей красоты просто нереально заставить себя ходить в детских босоножках фирмы «Прогресс» и ситцевом платье. Еще у меня голубые пластмассовые браслеты под цвет майки и пластмассовые розовые клипсы. Это мы с мамой купили в