На каждой парте лежал голубой экзаменационный вопросник, а рядом — остро заточенный карандаш № 3. Только эти вещи и были знакомы Квентину. Одна из задних парт пустовала; он с оглушительным скрежетом подвинул стул и сел за нее. На миг ему померещилось, что он видит впереди Джулию, но девочка тут же отвернулась, а разглядывать ее не было времени: декан Фогг откашлялся, собираясь что-то сказать.
— Итак, небольшое вступление. Во время экзамена соблюдается полная тишина. Заглядывать в чужие работы не возбраняется — вы все равно не увидите там ничего, кроме чистых листов. Карандаши подтачивать не потребуется. Если захочется пить, просто поднимите три пальца над головой, вот так, — показал он. — Если вам кажется, что вы плохо подготовлены, не волнуйтесь. К этому экзамену подготовиться невозможно — или, лучше сказать, вы готовились к нему всю свою жизнь. Баллов у нас всего два: проходной и непроходной. Сдавшие успешно переходят к экзамену второй ступени, не сдавшие — то есть большинство — возвращаются домой с правдоподобным алиби, почти ничего не помня о происшедшем. Продолжительность экзамена — два с половиной часа. Начинайте.
Декан нарисовал на доске циферблат часов. Чистая доселе экзаменационная тетрадь заполнялась вопросами — буквы проступали прямо у Квентина на глазах.
Класс зашуршал, как птичья стая на взлете. Головы склонились над партами, и по этому движению Квентин понял, что здесь собрались сплошные отличники.
Порядок. Он сам такой.
Квентин не планировал провести остаток этого дня — или утро, или что у них тут такое, — сдавая письменный экзамен по неизвестному предмету в неизвестном учебном заведении неизвестной климатической зоны, где до сих пор длилось лето. Ему сейчас полагалось морозить задницу в Бруклине и проходить собеседование с неким пожилым, недавно скончавшимся господином. Но логика обстоятельств пересиливала все прочие, самые весомые соображения — а с логикой Квентин не привык спорить.
В математике он неизвестно почему рубил так, что школе пришлось направить его для дальнейшего образования в Бруклинский колледж. Ничего страшного, решил он, ознакомившись с математическим разделом теста — разная там дифференциальная геометрия и линейная алгебра. Некоторые вопросы, однако, были совершенно бессмысленны. Так, например, тебе показывалась рубашка игральной карты — ангелочки на велосипедах, как водится, — и предлагалось угадать эту карту.
Задание перевести отрывок из шекспировской «Бури» на язык собственного изобретения сопровождалось вопросами по грамматике и орфографии этого языка, а дальше — подумать только! — шли вопросы по географии, культуре и общественному устройству выдуманной страны, где на этом языке говорили. Далее требовалось сделать обратный перевод с тарабарского на английский, обращая особое внимание на грамматические, стилистические и смысловые расхождения, получившиеся в итоге. Квентин, показывавший на экзаменах все, на что был способен, здесь не совсем понимал, что ему, собственно, следует показать.
Вопросы, помимо всего этого, еще и менялись. Из раздела «понимание прочитанного» исчез в процессе чтения требующий пересказа абзац. Какая-то новая цифровая технология — он, кажется, слышал об этом проекте. Кролик, которого Квентина попросили нарисовать, тоже не сидел смирно: как только у него появились лапки, он с наслаждением почесался, а после начал скакать по странице и грызть другие вопросы. Пришлось гоняться за ним с карандашом, чтобы как следует заштриховать шкурку. Художник утихомирил его наскоро изображенной морковкой и нарисовал вокруг него загородку.
Квентин строчил как одержимый, выполняя одно безумное задание за другим. Прошел час, прежде чем он поднял глаза и переменил положение отсиженной пятой точки. Солнечные квадраты под окнами сдвинулись, но его поразило другое — множество пустых парт. Разве отсюда выходил кто-нибудь? В животе у него сформировался холодный кристаллик: Квентин не привык, чтобы его опережали во время контрольных. Посмотреть бы на этих прытких, подумал он, вытерев потные ладони о брюки.
Еще через час Квентин, перевернув следующую страницу, увидел посередине единственное, выписанное курсивом слово КОНЕЦ.
Он прижал усталые пальцы к усталым глазам. Такого в его жизни больше не будет. Он так и не видел, чтобы кто-нибудь уходил, но из класса исчезли человек пятьдесят, и свободных парт стало больше, чем занятых. Как будто народ убирали втихую, пока он отвечал на вопросы. Голый до пояса татуированный панк оставался на месте. Он тоже, как видно, закончил и теперь развлекался, заказывая себе воду — всю парту уставил стаканами. Последние двадцать минут Квентин провел, глядя в окно и отрабатывая фокус с карандашом.
Декан, войдя в класс, сказал:
— Рад сообщить, что вы все переходите на следующую ступень. Второй экзамен сдается индивидуально преподавателям Брекбиллса, а в промежутке можно перекусить и пообщаться между собой.
Квентин насчитал за партами двадцать два человека — десятую где-то часть прежней группы. По классу уже циркулировал дворецкий в белых перчатках, раздавая подносики. Сэндвич с моцареллой и сладким перцем, большая груша, долька горького шоколада. Каждому студенту, кроме того, наливалось из отдельной бутылочки без этикетки что-то шипучее — грейпфрут-сода, как выяснилось.
Квентин прошел с ланчем в первый ряд, где собрались почти все остальные. Он, как дурак, радовался своему проходному баллу, не имея при этом понятия, почему он сдал, а другие нет. Дворецкий терпеливо собирал на поднос панковские стаканы. Квентин искал Джулию, но она то ли не прошла, то ли ее вообще здесь не было.
— Надо было сразу оговорить, сколько можно заказывать, — говорил панк, назвавшийся Пенни. Лицо у него, вопреки жуткому торсу, было мягкое и круглое, как луна. — Ну, скажем, максимум пять стаканов. Люблю такие примочки, когда система лажается на собственных правилах. А вообще скука. Двадцать минут на всю эту фигню.
— Двадцать минут? — восхитился мучимый завистью Квентин. — Господи, а я битых два часа впахивал.
Панк скорчил гримасу — мне-то, мол, что.
Общение лавировало между недоверием и чувством товарищества. Некоторые ребята сразу называли свои имена, города и обсуждали полученные задания, лишний раз убеждаясь, что варианты у всех были разные. Сюда они попали со всей страны, а двое и вовсе из саскачеванской резервации инуитов. Попали опять же по-разному, но некоторое сходство просматривалось: у кого-то мяч закатился в кусты, кто-то вытаскивал пропавшую козу из дренажной канавы, кого-то лишний провод в школьном компьютере привел в незнакомый доселе чулан. Потом зеленая трава, жаркое лето, гид, декан и этот вот класс.
Сразу после ланча преподаватели начали заглядывать в дверь и вызывать кандидатов. Происходило это в алфавитном порядке, и Квентину через пару минут досталась суровая женщина лет сорока с чем-то. Он прошел вслед за ней в узкую комнату с