Вот совершенно не помню, как она выглядит.

А может быть, никогда и не видел. Бывает же такое!

Там, помню, в правом дальнем углу, если смотреть от входной двери, стоял на прилавке огромный хрустальный шар — явно из «раньшего времени», — наполненный кофейными зернами. И пахло, конечно, там совершенно умопомрачительно.

Потом шар этот куда-то исчез.

Через двести с лишним лет один французский дворянин убил одного русского дворянина на дуэли. Была однажды такая вот печальная история.

В день шестилетия мне кто-то подарил книжку с лаконичным названием «Пожар». Это был сборник рассказов разных писателей, где рассказывалось о том, как люди (особенно дети) неосторожно обращались с огнем, как они баловались спичками, забывали закрывать поддувало в печке, зажигали свечки на елке в непосредственной близости от ватных или бумажных игрушек и чем все это заканчивалось.

Я сразу же прочитал эту назидательную книжку, после чего несколько ночей не мог заснуть: меня преследовал запах гари, всполохи пламени, истошные вопли пожарных машин, мощные струи воды из брандспойта, крики «горим!» и вообще — «Кошкин дом».

Иностранцу иногда приходилось объяснять, почему годовщины «Октябрьской революции» отмечаются в ноябре. Слава богу, хотя бы это уже не надо объяснять иностранцу. А только про «Старый Новый год». Тоже не так просто.

Это слово я узнал гораздо раньше, чем его значение. Его значение меня в течение долгого времени почему-то не интересовало. Видимо потому, что оно всегда доносилось до моего уха из невнятных взрослых разговоров — невнятных, потому что на некоторые темы в моем присутствии говорили, понизив голос.

Я-то был уверен, что это название лекарства — в те годы мама от всех болезней лечила белым стрептоцидом. А вот красного стрептоцида я уже не застал. Слышал лишь о нем и о том, что им иногда красили волосы в ярко-рыжий цвет.

Когда сколько-то лет спустя я узнал, что такое «стриптиз», то был необычайно удивлен и почему-то слегка разочарован.

Сам-то я этого не помню, но мама рассказывала, какой она однажды применила педагогический прием. Надо сказать, довольно жестокий, хотя, как оказалось, эффективный. Мне было года два, рассказывала она, я все время тянулся рукой к утюгу, когда она гладила. Тянулся и тянулся. Однажды она позволила мне прикоснуться к нему. Больше я не тянулся. И, кстати, не знаю, связана ли с тем эпизодом моя устойчивая нелюбовь к процессу глажки.

Непередаваемый запах корабельного каната неизменно вызывает душевное волнение. Что это? Что-то из детства?

У входа в зоопарк продавались пирожки с сардельками. Нигде больше в Москве таких не было.

«Ночь на даче. Печально в отдалении гудят поезда. Очень холодно».

Папин бежевый плащ. Мужская рубашка «Дружба». Кеды «Два мяча», случайно купленные на Малаховском рынке. Ярко-зеленый термос с драконом. Фонарик с двумя большими круглыми батарейками. Шарики для пинг-понга. Шелковое покрывало с цветами и птицами. Тушенка «Великая стена». Светящиеся иероглифы на крыше ресторана «Пекин»…

А я об этом даже и не знал…

Случаи, когда смертный приговор выносился целому народу, бывали и позже.

Буквально за два дня до моего рождения.

«Письмо это пришло с роковым опозданием. Пришло буквально на следующий день после смерти адресата. Потом оно долго, несколько лет, пролежало невскрытым в знаменитой шкатулке тети Веры, в шкатулке, долгие годы служившей неизменным объектом нашего жадного, неудовлетворенного любопытства».

Об этом я знаю, кажется, с самого детства и никогда не забываю. Что и не удивительно. Но сколько же еще разных людей родились со мной в один день, хотя и в разные годы!

«„Старое должно быть беспощадно разрушено и сметено новым!“ — яростно кричал Нефедов, размахивая руками. Что-то неуловимо комическое и вместе с тем трогательное было в его сутуловатой фигуре, в избыточно патетическом выражении лица и даже в непропорционально его малому росту огромных кистях рук, выдававших в нем рабочего человека».

И в детстве, и позже перед всякими выборами за «нерушимый блок коммунистов и беспартийных» над входом в школу, в клуб, в ЖЭК красовался красный матерчатый прямоугольник с надписью «Агитпункт», украшенный по периметру горящими электрическими лампочками. Видимо, эти лампочки, «лампочки Ильича», долгое время служили наглядным олицетворением построения социализма в одной отдельно взятой стране. Когда эти лампочки исчезли, я не успел заметить.

Однажды поделился своими наблюдениями про эти агитпунктовские лампочки со своим старшим знакомым, он мне рассказал, что вырос он в тверской деревне, где электричества не было до середины 1960-х годов. А ближайший агитпункт был в районном городе, куда иногда ездили смотреть на электрический свет.

В раннем детстве меня смешило, что город, где зреют коварные замыслы по уничтожению нашей прекрасной Родины, и старинный дядька в белом парике носят одно и то же имя. При этом одновременное существование города Калинина и портрета добродушного старика с бородкой клинышком никаких вовсе чувств не вызывало.

Мне всегда нравилось наблюдать за игрой издалека. При этом правил игры я не знал. Не знаю и теперь. А вот звук удара ракеткой по мячу мне нравился всегда.

Была и у нас когда-то «денежно-вещевая лотерея». Главным призом, помню, там была машина «Волга». Иногда газеты сообщали о каком-нибудь таком счастливце.

И я зачем-то все время покупал то один билетик, то два. Никогда и ничего я, разумеется, не выигрывал.

Хотя нет, вру. Ровно один раз я выиграл ватное одеяло. Потом долго стоял в очереди в сберкассе, чтобы получить выигрыш деньгами. Одеяло-то у меня было уже. Зачем мне два одеяла? И одного хватит. Но очередь в сберкассу была такая огромная, что я