В детстве я обожал этот роман. А сам собор увидел уже в 1991 году, когда впервые попал в Париж. Окно моего номера в гостинице, где меня поселили, выходило как раз на него, на этот собор. Больше ничего сказать не могу. Больше — ничего.

Тем странным обстоятельством, что не очень люблю музеи, я, разумеется, не хвастаюсь, но этого и не скрываю. Когда я попадаю в музей, меня охватывает приступ смутной тревоги, граничащей с паникой. В детстве, кстати, этого не было.

А вот рынки и кладбища я, напротив, стараюсь посетить во всех новых местах, где я оказываюсь.

О, да! Помню хорошо. Это был вполне заметный праздник во времена моего детства. Назывался он «День Парижской коммуны». В этот день по телевизору всегда показывали кинофильм «Гаврош». События, описываемые в этом фильме, к Парижской коммуне никакого отношения не имели. Там была совсем другая революция, хотя и тоже в Париже. Но это почему-то никого особенно не смущало.

Очень смутное, подернутое розовой дымкой воспоминание. Авиационный парад в Тушине. Мне пять лет. Зачем-то меня потащили на этот парад. Видимо, не с кем было оставить. Я ужасно хочу по-маленькому. Мама говорит: «Ну потерпи, скоро пойдем». Над головой самолетный гул и грохот. Я терплю и ерзаю, зажимая рукой уши. Папа говорит: «Посмотри, вон в том самолете летит Василий Сталин». Я посмотрел, но в каком именно самолете летит Василий Сталин, так и не понял.

Кажется, это была вторая в моей жизни книга, над которой я плакал. Первая была «Курочка-ряба». Когда мама со своей особенной интонацией произносила слова «Не плачь, дед, не плачь, баба», я почему-то заливался горькими слезами, а мама, напротив, смеялась и быстро меня успокаивала.

Я там был. На экскурсии. Весной 1991 года, когда был в Сан-Франциско.

Помню, как мы, приехавшие только что из полуголодной Москвы, резвились, читая примерный рацион заключенного. На завтрак там полагались два яйца, чашка кофе и чего-то еще. Ну и так далее.

А 60 лет спустя я ехал в мюнхенском метро, где напротив меня сидели две пожилые дамы, говорившие по-русски. Из их разговора я понял, что они русско-еврейские эмигрантки, что живут они там недавно, что им тут что-то нравится, а что-то нет.

Одна из них говорила другой: «В Мюнхен я стараюсь часто не ездить. Здесь так много народу, такая толкучка, так трудно что-нибудь найти. Я тут теряюсь