Да и разве можно говорить такое?
Он усмехается. Зло сменяется на его лице чем-то вроде азарта. Он указывает на плед.
− Стань раком и сними трусы, − велит он мне.
Я оборачиваюсь в сторону пледа, подхватываю кувшинку и почти бегом мчусь выполнять его желание, только, опустившись на колени, вдруг понимаю, как это волнительно.
У меня дрожат руки, но я стягиваю трусики до коленок и упираюсь руками в плед.
Мое сердце выскакивает из груди. Я боюсь дышать и задыхаюсь, так сильно мне не хватает воздуха.
Он опускается рядом, задирает мою юбку и гладит пальцами. Я готова тереться об них, там меня выжигает желание. Не понимаю, как могу я быть такой, но это сильнее меня.
Он гладит мою попку, сжимает ее и раскрывает меня перед ним. Я охаю от предвкушения и получаю свою радость. Он входит в меня, и я вскрикиваю:
− Да!
Он смеется, но резко двигается во мне, и так это ловко у него выходит, что я от каждого толчка едва не извиваюсь под ним. Мне так хорошо, что мой стон сливается в единый скулеж с мольбами о продолжении. Он прикасается ко мне, мнет грудь, попу, сжимает талию. Мне кажется, что все это происходит сразу, а я умираю от наслаждения.
− Ты любишь трахаться, Малая? – спрашивает Денис и ускоряется.
Я не могу ответить. Это слишком стыдно, но я люблю, когда он во мне, когда таранит мое нутро своей страстью, когда делает меня полной и такой податливой.
− Я люблю тебя! – вырывается из моих губ, когда он начинает биться во мне.
Я словно лужица растекаюсь, опускаю голову на сложенные руки и замираю с отставленной попкой. Я готова вилять ею от удовольствия.
Он смеется.
− Любит она, − ворчит он, выходит из меня и падает рядом. – Вторник закончился, рисуй.
Я смотрю на него и любуюсь. Он закинул руки за голову и устроился словно на пляже, не одеваясь. Мне хочется погладить его руки, его грудь, кубики у пупка. Я не решаюсь, а тихо ложусь рядом и касаюсь пальчиком его локтя. Он не возражает, но и не реагирует на меня, словно я уже так же мимолетна, как стрекоза, севшая на камыш.
11. Ночь
Я сижу на самом краешке пледа и рисую небо, расписанное оранжевыми и красными полосами заката. У меня с собой пастель. Я перемазала все пальцы, но все равно иногда прикасаюсь к Денису. Он уснул, так и не одевшись. Я успела нарисовать его и это озеро.
Мне совсем не хотелось его будить. Он храпит негромко с клокотом в горле. Мне это напоминает урчание кота. Я иногда оборачиваюсь, ложусь с ним рядом и убираю тину из его волос. Наверно он очень устал, чем бы ни занимался.
Вздыхаю и снова вывожу линии. Небо рисовать сложно, да и дома потом я смогу сказать, что увлеклась закатом. Сидела в парке и рисовала… с каких пор я придумываю ложь?
Внезапно горячие губы касаются моего плечика, на самой границе платьица и кожи. По телу бегут мурашки.
− И правда что-то намазюкала, − говорит Денис и тут же встает.
Обида коротко колет мне сердце, но я ничего не говорю, только глаза опускаю.
− Собирайся, лучше вернуть тебя домой пока совсем не стемнело, − говорит Денис и одевается.
Я боюсь на него смотреть. Слишком у него холодный тон.
− Ты должна была меня разбудить, − говорит он и добавляет: − Собирайся тебе сказано.
Я складываю мелочки в коробочку, собираю листы и прячу все в сумку. Молча, не поднимая головы. Мне кажется, что он злится.
Кожаная куртка ложится мне на плечи. Тогда я смотрю на него.
− Замерзнешь же, − говорит он, но смотрит в сторону, а потом жестом сгоняет меня с пледа, чтобы сложить его.
Я улыбаюсь, устраиваясь за ним на сидении мотоцикла. Прижимаюсь к нему всем телом, не таясь. Набравшись смелости, на ходу даже целую его в плечо. Руками чувствую, что он усмехается. Становлюсь еще смелее и трусь носом о его спину. Он делает вид, что не замечает.
На улице темнеет, и мы въезжаем в ночной город. Я понимаю, что мои уже волнуются. Мой отключенный мобильник молчит, а я мысленно напеваю какой-то веселый мотивчик. Мне хорошо, от того, что он рядом.
Денис тормозит там же, где забрал меня.
− Все, отсюда пойдешь пешком, чтобы нас вместе не видели.
Я послушно слажу с мотоцикла, отхожу и вспоминаю о куртке. Ее надо вернуть, хоть мне и не хочется. Она греет мне не столько плечи, сколько душу.
− Оставь на лестнице в подъезде, я заберу, − сказал Денис, махнув рукой.
Я бросилась к нему, поцеловала в щеку и снова отступила.
− Ничему ты не научилась, − вздыхает Денис и срывается с места.
Домой я почти бегу, прыгаю, кружусь, танцую. Я счастлива настолько, что забываю обо всем, влетаю в куртке в квартиру.
− Я дома! Такой закат нарисовала, мама, ты не поверишь, если увидишь.
Мама выходит из кухни и горько вздыхает. Только тут я вспоминаю про куртку, но уже слишком поздно.
12. Лидка
Маме пришлось врать, но вышло у меня это так убедительно, что она, кажется, поверила. Даже призадумалась. Мои закаты ей очень понравились. Она тоже видела красные огни за окном и поверила, что рисовала я это в парке, а по дороге домой недалеко от дома встретила Дениса, и он отдал мне эту куртку.
− Не думала, что он способен на такие поступки, − качая головой, изрекла моя маман.
Больше мы о Денисе не говорили.
Ночью гремела гроза, и я думала, вернулся ли он домой. Промокнуть в такую холодную ночь это верный способ заболеть. Урчания его байка во дворе я так и не услышала, только раскаты грома такие близкие, что вздрагивали окна, а потом уснула.
Теперь, проснувшись, не знаю, что делать. Я одна и сама могу все решить, но все равно не знаю. Куртка висит на спинке стула в моей комнате. Мне кажется, что она укоряет меня в своем присутствии здесь. Я вздыхаю, кое-как завтракаю и все еще думаю. Не понесу же я к нему домой? Если мне никто не откроет, это ладно, а если откроют? Если его отец отберет у меня куртку? А если там что-то важное? Мне почему-то страшно.
По всему выходит, что надо идти в гараж. Я складываю куртку, прячу ее в высокий серый бумажный пакет и ругаю себя. Ведь можно было узнать номер его телефона, позвонить и тогда я бы точно знала, как отдать ему куртку. Вчера я об этом даже не думала, к тому же это было бы