– Я же говорила тебе, что хочу татуировку, а что ты мне сказал? «Станешь падшей женщиной, Джо! Тебя ни один нормальный парень не полюбит!» Какой же ты засранец, Эдвард! Ты просто наглый козёл! Без меня!
– Джозефина…
– А-а-а, вспомнил обо мне, да? Имя моё вспомнил, баран безмозглый?! Ты его не забыл, и весь парижский юмор испарился?! Да как ты посмел так поступить со мной?! Как ты… – кажется, мой крик сейчас перебудил всю округу, но не от возмущения, а оттого, что Эд в одну секунду хватается за футболку, которой я била его, и резко тянет на себя.
Выпуская из рук ткань, хватаюсь за упругие мускулы плеч Эда, чтобы не рухнуть на пол, и кислорода не хватает. Его кожа такая приятная, оказывается. И… его тело, оно каким-то образом оказывается довольно крепким и абсолютно не мягким. Боже мой…
Поднимаю взгляд на Эда, и его голубые глаза становятся невероятно яркими. Словно ясное небо в летний день где-то на побережье океана или же это и есть сама пучина опасной глубины океана. Никогда не видела таких цветов в его глазах… они божественны. Чёрт возьми…
Я так и стою с приоткрытым ртом, сквозь зубы вырывается шумное дыхание. Мои ногти, кажется, даже протыкают кожу Эда, и он смотрит не в мои глаза. Его чертовски красивый взгляд опускается на мои губы… какого хрена?
– Ненавижу тебя, – шиплю я, понимая, что между нами сейчас происходит нечто странное. Эд голый, а я так сильно прижимаюсь к нему, что, можно сказать, я немного увлеклась.
– Разбирайся сам с Нэнси, понял? Я больше не буду прикрывать твою задницу и быть между вами, как чёртова прослойка из кексов, ясно? Ты мне больше не друг, Эдвард. Я на тебя обиделась, – зло указываю на парня пальцем и вылетаю за дверь, громко ей хлопая.
Несусь к себе и запираюсь, ведь теперь нет смысла скрывать от него свои настоящие чувства. Татуировки. Их много. Они на запястьях, на груди, на ноге, на боку. И они разные: какие-то странные животные, полосы, надписи. Ну и, конечно, то, что ниже. Выдающийся выросший член, который я видела у него последний раз лет в двенадцать, когда он описался от страха перед лошадью, и моей маме пришлось быстро его переодевать, чтобы Нэнси не увидела. И он не был таким… таким… Офигеть. О чём я думаю?
Прижимаю холодные ладони к горящим щекам и мотаю головой.
Надо думать в ином русле. Не о бёдрах Эда и не о том, что у него откуда-то появились чёртовы мускулы и они такие гладкие. Татуировки и моя злость… да, именно так.
Я уже три года говорю о том, что хочу совершить нечто неправильное, сделав что-то вроде небольшого рисунка на своей коже, но постоянно слышала, как это неподобающе для меня. Эд не упускал возможности меня оскорбить в моих же глазах разговорами о том, насколько это отвратительно. А теперь что? Наш моралист сдулся и полностью перекроил себя? Почему? Что с ним случилось? Что творится в его голове, раз он так бездумно совершил невозможное? Боже, мне теперь очень страшно за него. Может быть, он мозгами двинулся? Да, определённо, да.
Подхожу к двери, когда слышу шаги и прислушиваюсь.
Только бы не пришёл ко мне с повинной сейчас. Не вынесу. Разорусь ещё сильнее или же расплачусь оттого, что он так со мной поступил.
В подобной ситуации мы никогда не оказывались. Хотя мы живём друг с другом довольно долго, но щупать голого Эда мне ещё не доводилось, да и желания не было. Он мой друг, и большего я к нему никогда не чувствовала. Клянусь, никогда. Он был для меня моим личным пледом, который мог согреть в зимнюю пору. Хм, на расстоянии. А сейчас кожа да кости. Чем он меня согреет?
Перед глазами проносятся воспоминания о голом Эде…
– Плохие мысли, Джо. Плохая девочка. Угомонись. Это просто потрясение и паршивый день, – шепчу, слыша, как включается микроволновка. Так, Эд двинулся с места и разогревает еду в микроволновке, хотя буквально перед отъездом прочёл мне целую лекцию о том, насколько это небезопасно для здоровья. Он устал, да? И он пьян, правда? Эд никогда не пил при мне или, вообще, в последнее время. Последняя попойка оказалась ужасной для нас обоих. Он даже от вечеринок отказывался, выбирая диван и телевизор.
Ладно, разберусь утром. Именно так.
Направляюсь в душ, стараясь абстрагироваться от мыслей об Эде и его тараканах, занимаясь своими. Я до сих пор не сказала ему о том, что уже получила место в одном из популярных ресторанов Лондона, и я прошла собеседование, обманув его. Но если учесть, что он тоже мне лгал и так резко свалил в Париж, чтобы сделать операцию, я всё же склоняюсь к этой теории, то всё честно.
Как только я легла в постель, то сразу же заснула из-за выматывающего долгого дня. В принципе, они были всегда такими, сколько себя помню. Поддерживать бизнес Эда и Нэнси довольно сложно, а в последнее время стало просто чудовищно сложно. Мир меняется, люди начинают выбирать здоровый образ жизни, предпочитая что-то полезное и менее калорийное. Но вот Нэнси упрямо продолжает печь самые жирные булочки и хлеб в мире, что и снизило за три года выручку. На самом деле они работают уже в убыток, только вот Эд всегда боялся сказать об этом матери, и я часто давила на него, чтобы он прекратил скрывать правду от Нэнси и настоял на изменении ингредиентов в выпечке. Но он, конечно же, до сих пор этого не сделал, поэтому я была вынуждена искать для себя место, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Не всё же время я буду висеть на шее родителей и продавать овощи на рынке. Да и я хочу чего-то большего, чем маленький городок, не меняющиеся годами лица вокруг, и никакого движения вперёд. Я молода, у меня полно амбиций, которые только и ждут, когда я их реализую.
Встаю по будильнику в шесть утра и сонно направляюсь в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Без кофеина я не могу нормально функционировать, и даже мой мозг напрочь отказывается работать. С закрытыми глазами быстро готовлю растворимый кофе и делаю пару глотков, ожидая, когда тело ощутит жизненную энергию. Допив кружку кофе, подхожу к раковине, и мой рот шокировано приоткрывается.
Грязная посуда. Три тарелки, две кружки и куча приборов, словно ночью здесь побывали самые нечистоплотные ребята в мире.
Какого чёрта?
Эд не мог оставить грязную посуду в раковине. Повторяю, он чистюля, каких свет не видывал. И уж точно это не его рук дело, но в доме больше никого не было, и…с каких пор Эдвард стал свиньёй?
Отмываю прилипший и засохших сыр, проклиная Эда и его странные, ненормальные изменения в голове. Двинулся парень. Реально двинулся и теперь делает всё наоборот. Ладно, может быть, это протест, и именно я допекла его своими словами о том, что пора ему вспомнить, у кого из нас здесь яйца? Боже, Нэнси меня убьёт, если узнает, что я приложила руку к тому, что Эд решил вылететь из гнезда.
Вряд ли сегодня утром Эд сможет развозить заказы, особенно после того, как от него воняло алкоголем. Предполагаю, что его поведение – последствия неправильного употребления запрещённых для него напитков, и только. Да, эта теория предпочтительнее до сих пор.
Каждое утро начинается одинаково. Небольшое кафе в центре города, уборка в нём и одновременно приготовление хлеба и выпечки для доставки. Вокруг нашего городка много ферм и одна крупная птицефабрика. Благодаря им в последнее время и есть заказы, потому что редко кто заглядывает на чай в само кафе, считая его старым и нездоровым. Хотя, так оно и есть.
– Джо, доброе утро. Мой сыночек уже дома? – Поднимаю голову от стойки, и мой взгляд проходит по худому женскому телу в спортивном костюме. Парадокс, продавать жирную и калорийную выпечку, есть её самой, но не набрать ни одного лишнего фунта. Это и есть Нэнси. Строгая, в меру вежливая женщина с яйцами, с пронзительно голубыми глазами и всегда недовольно поджатыми губами.