— Добрый день, дамы и господа. — Моффет расхаживал на маленьком возвышении в центре зала, явно наслаждаясь положением человека при исполнении. Он остановился позади массивного кожаного кресла и, оживленно жестикулируя, продолжил свою речь:

— Надеюсь, вы все хорошо отдохнули этим летом и приятно провели время в День Труда.[2] Теперь пора собраться с духом и заняться серьезным делом.

Присяжным нравился Харлан Моффет. Семьдесят один год, густая копна седых волос, крепкая фигура. После тридцати лет в судейском кресле он чувствовал себя уверенно практически в любой ситуации, какая могла возникнуть в уголовном отделении Верховного суда штата Нью-Йорк. Он был терпелив с нервными свидетелями и сурово пресекал выходки родственников обвиняемого или его подружек, когда они, заливаясь слезами, появлялись на суде с взятыми напрокат хнычущими младенцами, чтобы вызвать сочувствие присяжных. Кроме того, он единственный из всех даже не шелохнулся, когда во время заседания один известный киллер схватил со стола адвоката графин и швырнул его в голову судье, засыпав половину зала осколками стекла.

Рассказав немного о себе, Моффет вытянул правую руку и попросил меня встать.

— Эту молодую даму зовут Александра Купер. Пол Батталья, которого вы не раз избирали окружным прокурором, поручил мисс Купер вести все дела, связанные с сексуальными преступлениями в Манхэттене.

Я кивнула собравшимся и села на место.

— У нее очень приветливая улыбка, которую во время суда вы не увидите. И вообще, когда вы будете проходить мимо мисс Купер в коридоре или по дороге в суд, не пытайтесь с ней здороваться и желать ей приятного вечера. Она не имеет права с вами разговаривать. То же самое относится к мистеру Робелону.

Моффет представил Питера и второго защитника, Эмили Фрит, его коллегу из адвокатской конторы. Посмотрев на них, я сразу раскусила старый фокус, который защита часто использует в делах об изнасиловании. Молодая и привлекательная Эмили Фрит пришла сюда с одной целью. Она как можно ближе придвинулась к Эндрю Триппингу и положила руку на спинку его стула. Не важно, есть ли у нее в голове мозги, сдала ли она экзамен на адвоката. Ее цель — создать видимость. Присяжным полагалось увидеть эту сцену и прийти к выводу, что, раз она так спокойно чувствует себя рядом с обвиняемым, значит, вряд ли он может быть ужасным насильником.

Когда вызвали Триппинга, тот вскочил на ноги, принял скорбный вид невинно пострадавшего, поправил галстук и сел на место. Все мы под богом ходим — вот что говорил его взгляд, обращенный к присяжным мужского пола. Он казался бледнее, чем при нашей последней встрече, мутные карие глаза, волосы цвета ржавчины.

— Сейчас уже без четверти пять, поэтому я собираюсь отпустить вас по домам. Завтра можете поспать подольше, а мы с нашими юристами займемся другими аспектами этого дела. Но ровно в два часа вы должны быть здесь, свежие и готовые к работе. Тогда мы начнем отбор присяжных.

Моффет вышел из-за кресла, перегнулся через стол и помахал указательным пальцем перед скамьей присяжных. Потом повторил этот предупредительный жест для остальной части зала.

— Прошу заметить, друзья мои, что все старые добрые уловки, к которым вы обычно прибегаете, чтобы отвертеться от своего гражданского долга, в моем суде не пройдут. Можете оставить отговорки. Меня не интересует, что в пятницу вы должны лететь в Рио и у вас уже куплены два билета, или что вам не с кем оставить кота, когда вы переселитесь в гостиницу, или что именно в эти выходные брат племянницы вашего кузена в Кливленде готовится стать бар-мицва. Пошлите ему чек, а котика можете взять с собой.

Присяжные собрали вещи и направились к двойным дверям в дальней части комнаты. Взяв со стола блокнот и папку для бумаг, я стала ждать, когда судья нас отпустит и можно будет заняться пропавшим свидетелем и своим разваливающимся делом.

— Когда нам прийти, Ваша Честь? — спросил Питер.

— В девять тридцать. Александра, вы пригласите людей из агентства?

— Я позвоню им, как только вернусь в свой кабинет.

Коридоры и лифты были забиты государственными служащими, которые заканчивали рабочий день точно по часам, не отдавая городу ни одной лишней минуты. Помощники окружных прокуроров плыли против течения, они покидали десятки судебных помещений на Центр-стрит и пробивались назад к своим офисам, где им предстояло провести долгие часы, готовясь к завтрашним баталиям в суде.

Лора Уилки, уже семь лет работавшая у меня секретаршей, успела подготовиться к моему возвращению. Она стояла в дверях с записной книжкой в руке и варила свежий кофе, чтобы взбодрить меня перед вечерней сменой.

На моем компьютере гроздьями висели записки с телефонными звонками.

— Так, это можно пропустить. Друзья, любовники, банковские служащие, торговцы змеиным ядом… А вот на это стоит обратить внимание.

Она протянула мне желтый листок с сообщением от окружного прокурора: «Загляни ко мне, как только вернешься из суда».

Значит, Батталья узнал о побеге и хочет услышать мои объяснения.

Я вошла в свой кабинет и бросила документы на стол. Мерсер стоял у окна, заслоняя своим гигантским темным силуэтом — шесть футов и четыре дюйма — двух гранитных горгулий на соседнем доме, и разговаривал по телефону.

— Выясни все, что сможешь. Алекс вот-вот пойдет ко дну.

— Кажется, это уже случилось, — сказала я Мерсеру, когда тот оглянулся и, увидев меня, повесил трубку. — Я почти на дне. Батталья хочет услышать про побег. Узнал что-нибудь новое?

— Бессемер проходит по статье «организованная преступность». Тянет на пожизненный срок за продажу пяти килограммов кокаина. Ребята из отдела по борьбе с наркотиками взяли его в Бруклине. Их лейтенант настоял, чтобы они сами привезли его сюда,