обеденного перерыва, вместо того чтобы готовить свидетелей и прорабатывать линию перекрестного допроса, она бросила нас куковать в холле, а сама в кабинете подвивала щипцами локоны и подправляла макияж. А затем с таким видом пошла грудью на скамью присяжных, словно она — Норма Десмонд[3] и ее сейчас будут снимать крупным планом. Перед камерами она смотрелась бы отлично, но того ублюдка оправдали. Нет уж! Просто позвони Батталье и скажи, что мы с Уоллесом разбудили тебя посреди ночи, ведь только ты можешь ответить на наши вопросы. Стой на своем, Купер. Это твое дело.

— Какие такие вопросы, Майк?

— Например, была ли она изнасилована до или после смерти? Можно ли установить время смерти по скорости разрушения спермы из-за соприкосновения с ее физиологическими жидкостями?

— Теперь ты говоришь на моем языке. Естественно, такое дело он передаст мне. А что тебе нужно от меня?

— Думаю, ты захочешь приехать на место как можно скорее. И прихвати своих фотографов. Наши эксперты уже осмотрели комнату и сделали снимки, но им пришлось работать в бешеном темпе. Я боюсь, что мы могли упустить что-то важное, поэтому пусть твои ребята пройдутся там еще раз и все заснимут. Как только информация просочится в прессу, здесь проходу не будет от репортеров, и мы не сможем оставить тут все как есть.

— Подожди, подожди, Майк. Давай-ка сначала. Где ты?

— Медицинский центр Среднего Манхэттена. Шестой этаж колледжа «Минуит», Западная 48-я улица, у самого съезда с ФДР-драйв. Старейшее и самое крупное медицинское учреждение в городе. Наверное, жертву доставили туда, чтобы попытаться спасти.

— Где встретимся? Где это случилось?

— Я же сказал тебе. Шестой этаж Медицинского центра.

— Ты хочешь сказать, что ее убили прямо там?

— Изнасиловали и убили прямо в больнице. Она тут большая шишка. Глава факультета нейрохирургии в медицинском колледже, практикующий нейрохирург, профессор Джемма Доген.

После десяти лет работы прокурором я уже практически ничему не удивлялась, но эта новость меня потрясла.

Больницы всегда были для меня некими святилищами, местами, где врачуют страждущих и немощных, успокаивают и облегчают последние дни неизлечимо больным. Я часто бывала в Медицинском центре Среднего Манхэттена, посещала свидетелей или обучала медперсонал обращению с жертвами сексуального насилия. Его старые здания из красного кирпича, простоявшие почти век, были отреставрированы и обрели вид старинного санатория. За последние годы щедрые покровители дали свои имена его новым гранитным небоскребам, где применялись новейшие медицинские технологии. Там же находился медицинский колледж «Минуит», названный в честь Петера Минуита[4].

Желудок свело — так случалось каждый раз, когда я узнавала о новом бессмысленном преступлении и человеческой смерти, — и это заставило меня забыть о похмелье. Я представила себе доктора Доген, и тут же на меня обрушилась лавина вопросов — о ее жизни и смерти, карьере и семье, друзьях и врагах, — эти вопросы заполонили мою голову прежде, чем я смогла отрыть рот и облечь их в слова.

— Когда это случилось, Майк? И как...

— Часов пятнадцать или двадцать назад... Я все расскажу, когда приедешь. Нам позвонили сразу после полуночи. Шесть ножевых ранений. Одно легкое отказало, задеты другие жизненно важные органы. Убийца решил, что жертва мертва, и оставил ее лежать в луже крови, но она прожила еще некоторое время. Нам сообщили, что жертве не светит «ничего хорошего». Она умерла раньше, чем мы успели доехать до больницы.

«Ничего хорошего». Меня словно обдало холодным дыханием смерти. Так говорят о тех несчастных жертвах, которыми занимается элитный отдел по расследованию убийств Манхэттена. Состояние этих людей столь безнадежно, что, несмотря на титанические усилия, предпринимаемые медиками и священниками, прибывшей на место полиции остается только зафиксировать смерть и отправить труп в морг.

Хватит зря терять время, велела я себе. Ты будешь знать об этом деле куда больше, чем хочется, уже через два часа работы с Чэпменом и Уоллесом.

— Я приеду максимум через сорок пять минут.

Я вылезла из кровати, закрыла окно и подняла жалюзи, чтобы посмотреть на город из своей квартиры на двадцатом этаже небоскреба в Верхнем Западном Манхэттене. Начинался еще один серый скверный день. Я всегда любила осень с ее морозными холодами, ведь потом сразу приходит зима с праздниками и снежными январем и февралем. Но больше всего я люблю апрель и май, в это время в городских парках распускаются первоцветы, предвестники теплых летних дней. Поэтому я бросила взгляд на небо, где преобладали унылые цвета. Мне пришло в голову, что Джемма Доген, наверное, плюнула бы на мнение известных поэтов и согласилась со мной, что март на самом деле очень жестокий месяц.

2

Когда я припарковалась перед больницей, еще не было семи утра.

— Извините, мэм, но здесь стоянка запрещена.

Полицейский жестом велел мне отъехать от тротуара. Я опустила стекло своего новенького «гранд-чероки», чтобы объяснить цель визита и сэкономить десять минут, не поехав на многоуровневую парковку в двух кварталах на юг отсюда.

Но не успела я и слова сказать, как кто-то грубым голосом пролаял молодому полицейскому:

— Пусть паркуется, офицер. Если, конечно, вы не хотите, чтобы вас перевели в пеший патруль на Стейтен-Айленд.

Я повернула голову и увидела шефа Макгро, который захлопывал дверцу своей неприметной машины.

— Вставай за моим водителем, Алекс. И прикрепи к лобовому стеклу карточку. Думаю, ты здесь по тому же поводу, что и я.

Черт! Дэнни Макгро был не рад меня видеть, как и я его. Едва на место преступления пребывала тяжелая кавалерия от полиции, они тут же стремились взять все под контроль, а не получать указания от прокурора. Он, наверное, устроит нагоняй Чэпмену за то, что тот позвал меня так рано. Макгро предпочитал, чтобы в прокуратуре о подобных случаях узнавали после того, как он доложит все шефу полиции. Я выудила из сумки заламинированную карточку сотрудника полиции Нью-Йорка, которую мне выдали для машины, и прикрепила ее над рулем, чтобы все видели, что я тут по официальному полицейскому делу. Эти номерные карточки получить было труднее, чем выиграть в лотерею, и большинство моих коллег считали, что это лучшая привилегия, которую они получают за работу.

Я вышла из джипа, наступила в грязную жижу и поспешила за Макгро — хотела вместе с ним пройти кордоны до того места, где меня ждали детективы. «Голыши» — так в полиции называют невооруженных охранников, следящих за порядком в больницах, магазинах, кинотеатрах и на стадионах, — выглядели этим утром бдительнее, чем обычно; и у каждой информационной стойки и у лифтов вместе с ними дежурили полицейские. Все, мимо кого мы проходили, узнавали шефа детективов и официально его приветствовали. Мы быстро прошли по длинному центральному коридору Медицинского центра, преодолев восемь двойных вращающихся дверей, а потом незнакомый