– Да нет же! Просто схожи экономические ситуации в странах, – проговорила Иванова. – Вспомни начало девяностых, когда «зомбированным» людям дали свободу. Гласность, демократия. Помнишь, сколько изменений происходило в нашей жизни каждый день. Люди, стали видеть олигархов по телевизору покупающих самолёты, а сами поедали дома гуманитарную помощь. Кто-то покупал заводы, а кто-то не знал в чём завтра пойти на работу. Возник жуткий контраст. Многие стали понимать, что это время «взлёта», но пока трап не убрали нужно успевать. И пытаясь сколотить начальный капитал, такие люди, – Иванова приподняла папку с историями болезней. – Стали отказывать себе в простых жизненных удовольствиях: ни детей в кино сводить, ни жене – цветы, а только успеть с одной работы на другую. А, находясь в таком ритме, в постоянном напряжении, человек начинает задумываться о смерти. Он теряет смысл жизни, потому что материальные блага не являются смыслом. Со временем человек перестаёт понимать для чего это всё!? К чему он так стремился!? А мысли о самоубийстве, кажутся ему верным и единственным выходом из создавшейся ситуации, выходом из принуждённой суеты. Это далеко не то же самое, что, допустим, мысли алкоголика или малолетнего отвергнутого Ромео, нет – в этих случаях человек пытается покончить с собой сгоряча. А «потеряшки» – мы их так и называем между собой, они просто теряют интерес к жизни, поэтому мы их называем ещё и «холодными суицидниками».
– А что происходит дальше?
– Так вот, до какого – то момента жизни мозг только ищет выход. В нём происходит борьба желаний и возможностей. Но когда человек решается воспользоваться «выходом», – глаза Ивановой зажглись, и она приставила два пальца к виску. – Представляешь! В последние секунды, он, вдруг, бросает пистолет или вылезает из петли. Бежит из дома, садится на поезд или самолёт и уезжает, куда глаза глядят, – сквозь линзы очков Ивановой светились искры. – На вокзалах их обычно и находят в полном отчаянье.
На лбу Цыбина выступил пот. Он протянул руку и взял свой платок.
– Ну а что, что происходит с их мозгом, ну когда он хочет застрелиться или залезть в петлю? – спросил Цыбин, вытирая пот со лба.
– В этом-то собака и зарыта. Денис. Вот ты живёшь и думаешь, что ты захотел, скажем, поесть или погулять сегодня вечером, что ты контролируешь свой организм. Что ты хозяин, – Иванова посмотрела на Цыбина и он утвердительно кивнул. – А на самом деле, Денис, это только мелкие шалости дозволенные тебе. Понимаешь, в твоей голове есть субстанция, которая властна не только над твоим телом, но и мозгом. На самом деле она всем управляет! Усваиваешь? – Цыбин вновь кивнул, и Иванова продолжила. – Так вот когда этот центр анализирует, что твоя и соответственно его смерть неизбежна. Он просто стирает твою память, твою личность, твоё прошлое – спасая тебя. В лобной доле, где находиться центр личности, появляется пустой экран, чистый лист. Человек забывает, где был, кем был и конечно он забывает, что хотел убить себя и, соответственно, продолжает жить.
Цыбин сглотнул комок в горле, издав громкий звук. Иванова налила в стакан минеральной воды и протянула Денису. Он кивнул и спросил.
– Но подожди, а как, же они тогда потом вспоминают, ну с помощью родственников, если память стёрта? – Денис отпил из стакана.
– Конечно, мы пока не знаем весь патогенез этого нарушения. Хотя нарушение ли это – тоже вопрос. Память ведь вообще очень сложная штука. Знаешь, это происходит примерно так же как с компьютером, когда идёт процесс переформатирования жёсткого диска, но здесь конечно всё сложнее и информация является – личностью человека. Старые файлы при этом, как и в компьютере, никуда не исчезают, они становятся просто неактивными. Ты понимаешь? – Цыбин кивнул и поставил стакан на стол. – Если всё благополучно складывается, то есть находятся родственники, они постепенно активируют эти, так сказать, файлы памяти. Они восстанавливаются, и к человеку возвращается его прошлое.
– А они, ну «потеряшки», после этого – ну не хотят покончить с жизнью? Они же это тоже когда-то вспоминают, наверно, потом? – спросил Цыбин.
Иванова улыбнулась.
– Денис, а помнишь три года назад, когда ты не был ещё женат, мы с тобой ходили в кинотеатр, и нас обрызгала тогда иномарка? Ты знал её хозяина и обещал, расписать его в газете за всё, ты даже убить его готов был в те минуты, помнишь? – Денис кивнул. – Время идёт. И человек, конечно же, забывает о своём желании. Он остывает, но если опять, же сравнивать с компьютером – система переустановлена с дезактивацией файлов.
Иванова поправила очки и улыбнулась. Она протянула руку и коснулась импозантной бородки Цыбина снизу вверх, закрыв ему рот.
– Слушай, офигеть. И это произошло с этим мужчиной? Антоном?! – спросил Цыбин.
– Знаешь, если честно полной уверенности у меня пока нет. У него схожая симптоматика, но клинически, он не совсем вписывается в эту патологию. Он какой-то особенный, – Иванова улыбнулась, глядя в растерянные глаза Цыбина. – Ну, то есть, сказать с уверенностью, что это именно это нарушение я не могу, но автобиографическая память у Антона отсутствует.
– А его странный сон. Что значит его сон?
– Денис, я не гадалка, и его сновидение нуждается в серьёзном анализе. Но восстановление памяти происходит, так сказать, по острым моментам в жизни. То есть в первую очередь восстанавливаются неприятные эпизоды личности, в которые ему было плохо, из-за этого они так и вгрызаются в наше сознание. Через меня прошло много пациентов и практически все сначала вспоминали самое плохое из прошлого. А в случае с Антоном, я вижу положительную динамику, то есть, значит, его память стала просыпаться. Хотя прошло не так и много времени.
– Тома. А почему ты раньше мне об этом не рассказывала, ну о своей работе? – спросил Цыбин.
– Денис. А вспомни, когда мы виделись с тобой в последний раз? У тебя жена, ребёнок. Да ты и не спрашивал никогда, чем я занимаюсь.
Глава 4. Одиночество
Вернувшись в палату, Антон попытался читать, но невыносимое чувство вины и стыда за свои эмоции и мысли брало верх над всем остальным. Перед глазами он отчётливо видел взрывающиеся кровью глаза мальчика и свою отвратительную улыбку в этот момент.
«Почему мне было, даже приятно, видеть это? Почему он не мог кричать? Почему-почему я испытывал наслаждение? Почему, чёрт побери, вся моя жизнь сейчас это этот вопрос, почему? Почему я не помню ничего из своего прошлого? Почему я не помню, есть ли у меня родственники? Почему я нихрена не помню?!» – мужчина уткнулся головой в подушку и зарыдал.
«О нет, что