Но Оро и не перечил. Он обожал жену, баловал ее и всячески потворствовал всем прихотям любимого существа. А уж когда Мирталь подарила ему сначала наследника, а затем и дочь, красотой способную поспорить с Саэнной или Эльвией4, Линсар, по словам недоброжелателей, и вовсе превратился в подкаблучника.
Мирталь же наслаждалась жизнью. Наслаждалась жадно и непрестанно. Ибо кто лучше может оценить вкус воды, как не истомившийся от жажды? И по сей день герцогиня с нежностью и восторгом смотрела на окружавшую ее роскошь. Она, как никто, умела оценить затейливые вышивки на скатертях и салфетках или игру света в подвесках хрустальных люстр. Окружающее великолепие не приедалось женщине. И теперь, по прошествии двадцати лет столичной жизни, она с наслаждением рассматривала на свет изысканную роспись тончайших фарфоровых сервизов, непроизвольно теребила восхитительный шелк и бархат портьер, позволяла себе порой ходить необутой, чтобы ощущать пушистую нежность роскошных ковров под босыми ступнями. Что уж говорить о платьях или драгоценностях.
Все, даже недоброжелательницы (каковых у удачливой дочери захолустного дворянина было более чем достаточно), признавали наличие у эны Линсар изысканного, утонченного вкуса, чему не уставали удивляться. Чувство прекрасного было развито у Мирталь еще в несчастном девичестве, оно и помогало ей, и бесконечно терзало. Терзало потому, что прекрасного в жизни Муленов не было и быть не могло. Помогало тем, что она умудрялась из тех жалких лоскутков, которые швыряла ей судьба, соткать что-то мало-мальски пристойное. Никто так не мог украсить скромное старое платье, закрывая особо истершиеся места или неистребимые пятна изысканными композициями из живых цветов (хоть они-то доставались бесплатно, потому что росли в саду в изобилии, правда, без всякого порядка и ухода садовника) или прелестными вышивками (рукоделия Мирталь, кроме того, закрывали все многочисленные прорехи в шторах, скатертях и покрывалах замка). В юности вкус Мирталь шел на то, чтобы сделать окружающую жизнь хоть немного менее отвратительной, в замужестве же он получил истинный простор и достойное поле деятельности.
И вот теперь эта девчонка — ее дочь, никогда не знавшая нужды, — из глупой гордости и предрассудков отказывается быть королевой! А ее, Мирталь Линсар, лишает возможности стать королевской тещей! И что им теперь делать? Большинство явных недоброжелателей новой власти из тех, кто не покинул столицу до осады, делали это сейчас. Запирались в своих родовых замках, дабы лелеять свою ненависть и предаваться сетованиям о безвозвратно ушедших старых добрых временах правления Ильдов. Некоторые из них, помимо пустопорожних разговоров, будут, надо думать, вынашивать планы мести и неумело лепить заговоры.
Нет, она не хочет обратно в Норту — слишком уж болезненны воспоминания и сильна ненависть. Конечно, замок Оро — это не жалкая обитель Муленов, но после придворной жизни, после всех надежд и планов породниться с королевской семьей отправиться обратно к отрогам Малахитовых гор — ну уж нет! За все время замужества Мирталь была в родных краях всего раз пять, и то по просьбам супруга, которым уступала лишь потому, что видела в этих редких визитах повод показать бывшим соседям, кем она стала и чего добилась — попросту говоря, не пренебрегая извечным женским желанием вызвать зависть и сполна ею насладиться.
Отгоняя призрак унылого провинциального прозябания, Мирталь решительно тряхнула головой и даже слегка притопнула маленькой изящной ножкой. Это несколько контрастировало с образом опечаленного кроткого создания, которое она решила было разыграть перед мужем, зато соответствовало ее настроению. Она своего добьется. Любой ценой! Девочка станет королевой и еще будет благодарить свою мудрую мать, не потерявшую голову среди всего этого безумия.
— Любовь моя! — эна Линсар нежно взяла супруга под руку. — Мы должны в конце концов представить Тэсс его величеству, — она заметила, что при упоминании монаршего титула применительно к Дайрийцу Оро невольно поморщился. — Возможно, когда девочка его узнает, она изменит свое мнение…
1Норта — северо-западная провинция Элара, расположенная у подножья Малахитовых гор.
2Имрэ — крупное озеро, по берегам которого расположена большая часть территории Норты.
3 Кьярэ — город-государство, процветающий за счет удачного расположения и успешной торговли.
4 Саэнна, Эльвия и Лита — легендарные красавицы, в честь которых названы летние месяцы в Эларе, Дайрии и ряде других государств.
Глава 3
Итон Карст шел по бесконечно сменяющим друг друга коридорам дворца и, вопреки всякой логике, надеялся, что они так и не кончатся. Раньше старый воин, наоборот, злился на строителей дворца. Когда спешишь к королю с важным донесением и каждая минута на счету, разве это дело — шастать по проклятым лабиринтам?! Правда, к слову сказать, до войны комендант нечасто доставлял спешные депеши королю — все было спокойно… Слишком спокойно! В мирные, навсегда миновавшие времена, Карст посещал королевскую резиденцию куда чаще по случаю разнообразных торжественных приемов, чем по делам. Зато когда границу пересекла дайрийская армия, победным маршем прошедшая по Элару, и особенно во время короткой осады, комендант досыта набегался по коридорам и галереям Нианона1.
Но все это осталось в другой жизни, в той, что была до сдачи Вельтаны. В той жизни были Ильды — сначала доброй памяти Лендер, потом его сын Йеланд. Карст не просто служил своим королям — он любил их. Любил… а потом открыл ворота их убийце. Потому что город он любил больше. Город — это ведь не только здания, парки, мосты, это еще и люди. Те самые люди, половина из которых теперь ненавидит его и честит трусом и предателем. Но так уж он, Итон Карст, был устроен, что, отдавая всего себя делу, мог отвечать только за что-то одно. Он отвечал за Вельтану. За Ильдов должны были отвечать другие, раз уж дети Лендера удались такими, что не в состоянии позаботиться о себе сами. Эх, старый король не дал бы себя в обиду, а даже и случись ему проиграть, умер бы с мечом в руках, как мужчина. Да и город бы сдать не позволил, сам бы на стенах до последнего дразнил дайрийцев. И уж подавно не дал бы вместо себя править той падали, что Малтэйр прикончил первым делом.
Если бы только захватчик ограничился казнью «гадючьей троицы»! Так ведь нет! Короля и его брата Дайриец тоже не пощадил. И сколько бы лет ни прошло, он — Итон Карст — всегда будет в ответе за сыновей Лендера. Перед ушедшим королем и перед самим собой. Ведь как ни затыкай совесть оправданиями, что, мол, не