Её юбка шуршит, а стук каблуков эхом отскакивает от стен и потолка, когда мы заходим в длинную и широкую галерею. Справа и слева стены от пола до потолка увешаны семейными портретами Ласнецовых. Я замираю на пороге, вспоминая, что не будет обратного пути, когда я увижу портрет Александра, но потом беру себя в руки, переставая обманываться. Я думала, что всё было кончено в тот момент, как я узнала его фамилию. Он притащил меня сюда в кандалах, но он же оживил Анну.
И что мне делать, если Ариан и вправду не убивал Анну?
Что делать с правдой, в которой я пыталась отомстить невиновному?
Правдой, в которой я и мои сестры погибли ни за что?
Скольких солдат я убила по ошибке?
Сестра не обращает внимания на мою заминку и продолжает уверенно двигаться вдоль правой стены, я же иду медленно, внимательно разглядывая лица. Вначале я вижу старые, потрескавшиеся от времени картины и групповые портреты абсолютно разных людей, старых и молодых, мужчин, женщин и детей. Иногда целые семьи Ласнецовых. У них разные волосы: от светло-русых до почти чёрных, а глаза в основном зелёные и голубые. Лишь несколько мужчин очень отдалённо напоминают Северина и Александра. Я двигаюсь дальше, пока не замечаю, как медленно картины становятся всё новее, а лица более похожими друг на друга. Почти у всех волосы тёмные, изредка появляются карие глаза. Иду дальше, отмечая, что некоторые из родственников Аарона любили носить длинные волосы, как и он, а кто-то предпочитал аккуратно зачёсанные короткие стрижки. Один раз я замираю рядом с портретом мужчины в возрасте: его серьёзное выражение лица удивительно похоже на выражение лица Александра.
Я останавливаюсь рядом с сестрой, которая замирает в глубине галереи. Анна, сложив руки на груди, с вызовом смотрит на большой портрет молодого человека. У него угловатая челюсть, покрытая тёмной щетиной, лукавая притягательная улыбка с ямочками, как у Северина. Глаза голубые, а основная масса чёрных волос до подбородка перекинута на левую сторону.
– Вот!
Сестра с таким недовольством смотрит на портрет, притоптывая ногой, будто он оскорбляет её одной только своей улыбкой. Я с недоумением вновь возвращаю своё внимание к картине, думая, что что-то упускаю.
– Познакомься, Агата. Это Ариан Ласнецов.
Вновь оглядываю портрет. Я бы должна броситься на него, чтобы от ненависти уничтожить хотя бы холст, покрытый масляными красками. Должна содрать его со стены и разбить позолоченную раму об пол. Но я прихожу в замешательство, впервые увидев человека, принёсшего мне столько горя. Лицо Ариана на портрете вызывает у меня странное смятение.
Что-то с ним не так.
– Да, вот так выглядит человек, которого ты когда-то пыталась убить, – продолжает сестра, чувствуя мою неуверенность. Я подхожу к портрету ближе, чтобы убедится, что внизу на раме действительно написано его имя. – И это вовсе не тот Ариан, которого я знала.
– Волосы… – выдыхаю я.
«А волосы, будто золотая пшеница…» Анна часто восхищалась светлым оттенком волос своего возлюбленного. Я мотаю головой, гляжу по сторонам, понимая, что все люди на портретах вокруг темноволосые.
– И не только волосы, – кивает сестра. – Всё лицо не то.
Я иду дальше, через несколько поколений, наблюдая лишь темноволосых мужчин и женщин. Нахожу портреты Алексея и Светланы – родителей Северина и Александра. У их отца волосы чёрные, как и у сыновей, а их мать с тёмно-русыми волосами. Я делаю ещё несколько шагов, чтобы увидеть их семейный портрет, едва узнаю Аарона в десятилетнем улыбающемся мальчике. Дальше висит портрет Северина в тёмно-сером, почти чёрном мундире, на губах сдержанная улыбка, которая делает его похожим на брата, и на этом портрете он моложе. Вероятно, ему двадцать три здесь.
Анна продолжает раздражённо глядеть на Ариана и не замечает, как я верчу головой, пытаясь найти портрет Александра, не сразу понимаю, что того здесь нет и быть не должно, ведь многие думают, что старший принц Серата умер в возрасте десяти лет. Конечно же они поддерживают эту легенду как могут. Я отметаю разочарование от этой мысли и вновь возвращаюсь к сестре.
– Это было первое доказательство невиновности Ариана, что показали мне Александр и Северин, подняв меня из могилы. Но я только махнула рукой на эту жалкую попытку, – продолжает Анна. – Один раз меня уже обманули, и я решила, что так просто уже никому верить не стану. Пойдём!
Сестра вновь стремительно разворачивается и направляется к выходу. Я ещё раз оглядываю портрет Ариана, проходя мимо. Вспоминаю, как в книге о Марах говорилось, что Ариан сам вытащил мечи из моего тела и укрыл своей мантией; говорилось, что он сидел с моим телом и просил прощения. В груди колет от осознания, что этот человек стал ненавистен людям и умер за то, чего, возможно, не совершал. И я одна из тех, кто очернил его имя, на столетия втаптывая фамилию Ласнецовых в грязь. Я своими руками убивала их стражу и вряд ли стала бы слушать объяснения, если бы добралась до самого Ариана. Хотя, возможно, я бы замерла, увидев его волосы, и засомневалась.
Мы с Анной вновь выходим в коридор, она живо двигается в другую часть дворца, а я снова стараюсь не отставать. Даже в этом она изменилась: раньше сестра ходила медленно, наслаждаясь самими прогулками и окружающими пейзажами. Была ветреной и легко переключала внимание с одного на другое. Но теперь у неё стремительная походка, изящная, но не плавная, а скорее уверенная, иногда даже раздражённая. Она не отвлекается на вид из окон или слуг, а целенаправленно двигается к своей цели с гордо поднятой головой.
Меня накрывает осознание, что больше Анна от меня не зависит. Моя сестра уже не маленькая, она три года живёт одна, без моей опеки. Вышла замуж за короля и справляется со всеми проблемами без моей помощи. А Северин и Александр смогли защитить её куда лучше, чем я. Эта мысль одновременно и огорчает, но и снимает невидимый груз с плеч.
Анна распахивает сразу обе двери в библиотеку. Я замираю, оглядывая просторное помещение в два этажа, заполненное столами и книжными полками. Здесь достаточно светло благодаря большим окнам, но вся мебель выполнена из тёмного дерева, отчего полки и столы выглядят тяжелее и массивнее; однако самое красивое здесь – это потолок, украшенный белой и позолоченной лепниной, заключающей огромную фреску будто в рамку. Хочу её рассмотреть, но прихожу в себя, когда из дальнего угла меня окликает Анна, чтобы я не потерялась. Я устремляюсь за сестрой, и здесь моя