– Мои крошки в чистом виде, – заявил Норман, словно перехватив образ. – Общительные – не то слово.
– Могу я чем-нибудь помочь, Норман? – быстро сменил тему я.
– Нет, приятель, расслабься. Эбби сейчас заканчивает телерепетицию на кухне, храни ее Господи. Она присоединится к остальным моим золотым буквально через минуту. А я схожу еще за кубиками угля. А пока девочки выведут тебя на честную дорожку, верно, красавицы?
– Телерепетицию? – переспросил я. – Я не знал, что Эбби на телевидении.
– Пока нет, – признался Норман. Затем преданно добавил: – Но будет, если в мире есть справедливость!
Близнецы фыркнули.
– Еда – ее конек, – бросила Роз.
– Она знает о питании все, – добавила Бланш. – Пищевые аллергии, происхождение пищи, социология пищи, пища и музыка, питательная ценность пищи, как ее готовить, как и когда использовать остатки, хранение пищи, как отличить съедобное от несъедобного…
– И еще она эксперт в пищевом символизме, – вставила Роз.
Я толком не был уверен, что такое пищевой символизм, но понимающе кивнул.
– Пища и любовь, пища и послевоенное поколение, пища и столовые приборы, – продолжила Бланш.
– Пища и дисциплина, – дополнила Роз.
– Пища и Бог, – возразила Бланш.
Тишина.
И тут Роз выпалила:
– Только мама так ничего и не воплотила.
Снова молчание, а потом Бланш добавила:
– И не воплотит.
Значит, пища и неудача.
– Ладно, Сам. А какое твое настоящее имя? – спросила Бланш – или это была Роз? – когда Норман исчез из виду. Неважное начало.
– Сам де Бавиль и есть мое настоящее имя, – заявил я. Придется сочинять на ходу.
– Сказки не рассказывай, – усмехнулась Роз – или это была Бланш? Да, тактичными их не назовешь.
– Мой отец француз, – солгал я. – Отсюда и «де». Это так называемый «аристократический префикс», к вашему сведению. Voulez-vous coucher avec moi ce soir,[91] и все такое. – Они захихикали. Значит, мысль им тоже понравилась. – А Сам – сокращение от Самнер.
– Один юный француз по прозванью Самнэр, – начала одна из них.
– Целовал девиц и вез на пленэр… – захихикала вторая.
– А я вас видел, – вмешался я. – В гипермаркете, в Джадлоу.
– Субботняя подработка, – хором пояснили Роз и Бланш и снова захихикали.
– А вы меня даже не заметили, – подразнивая их, уныло произнес я. Флиртуя. Они рассмеялись.
– Мы там как зомби, – прокомментировала Роз.
– Да, – согласилась Бланш. – Если бы к нам зашел сам Господь, мы бы обслужили его как обычного покупателя.
– А я бы, может, поинтересовалась, не нужны ли ему дополнительные пакеты, – рассмеялась Роз.
– А я бы даже не заметила, если бы он подписал чек «БОГ» большими буквами, – добавила Бланш, наслаждаясь выдумкой. – Или если бы он вообще не заплатил за покупки, а просто выкатил тележку мимо касс и стойки возврата на стоянку.
– А затем поднялся с нею в воздух.
– В Свое небесное жилище за облаками, – закончила Роз. У них определенно живое воображение.
Затем мы переключились на живую природу.
– Я – прославленный сантехник с загашником таблеток, – заявил я им, когда они попросили рассказать подробно, какое самое милое и пушистое животное я вылечил от рака. Норман пребывал в таких же иллюзиях по поводу моих ветеринарных знаний. Он опять завел разговор об этой коллекции чучел и настоятельно просил сегодня же на них взглянуть. Признаться честно, у меня были другие планы.
– А у нас жил хомячок по имени Мухаммед, – рассказывала Роз.
О-о, подумал я.
– Он любил бегать по нашей спальне, – вздохнула Роз.
И вместе:
– Такой душка!
– Порой сядет на плечо и набивает семечками миленькие щечки, – вспомнила Роз.
– Они так раздувались, что иногда перегруженный хомяк опрокидывался, как маленькая тачка, – добавила Бланш.
– А потом папа случайно на него наступил, – резюмировала Роз.
Последовала небольшая пауза: они переглянулись, вспоминая сей общий трагический мини-момент.
– Но мы собираемся завести нового, – заявила Бланш. – Девочку, потому что мы хотим деток.
Катастрофа на корабле!
– Но ведь нам понадобится и мальчик, – предположила Роз.
– Вы лучше поосторожнее, а то они у вас расплодятся как тараканы. И однажды в мире хомяков станет больше, чем людей.
Их лица вдруг посерьезнели.
– Может, это временный спад – ходят же такие разговоры, – сказал я, прерывая внезапно повисшую тишину. Проблема вымирания быстро превратилась из навязчивой идеи в табу. Я слышал, как заикающийся психолог по радио распинался, что после в-в-в-в-взрыва мы вошли в стадию о-о-о-о-отрицания. – Кто знает, – слабо добавил я.
Впрочем, все сведения указывали прямо на противоположное, и мы это знали. Как ни забавно, чем меньше люди вдруг стали об этом говорить, тем больше верили, что мы вымрем.
– Это потому, что мы плохо созданы, – грустно произнесла Роз.
– Особенно мы двое, – выдала Бланш, и они с сестрой таинственно переглянулись. И почему-то уставились на свою обувь. Странной формы кроссовки, которые я уже где-то видел – впрочем, не вспомнить, где.
– Две наши подруги пытались из-за этого совершить самоубийство, – продолжила Роз.
– И все занимаются сексом как ненормальные, – промурлыкала Бланш, лукаво глядя на меня.
– Это предложение? – осведомился я, одарив их улыбкой.
– Возможно, – ответили обе.
Что я воспринял как «да».
За ужином, несмотря на данную себе клятву избегать любительниц пушистых зверюшек, я поддался очарованию единства близняшек как сестер, их командного духа, привычке говорить по очереди, тому, как они держали мое внимание – словно парой клещей. Я также отметил их привычку закусывать довольно узкую нижнюю губу и иногда немного расфокусировывать взгляд круглых глубоко посаженных глаз. Я видел их невинность, бестактность и ум, любящий веселье и являвшийся, догадывался я – как выяснилось, верно, – признаком любящих веселье тел. Запах их кожи, который я стал различать под защитным слоем дешевой косметики, оказался необычным, каким-то диким и необычайно заманчивым. Должен признаться, к концу ужина я уже полностью попал под их необыкновенное очарование.
С тех пор я под философское настроение зачастую спрашиваю себя: быть может, меня так неудержимо повлекло к двум женщинам потому, что во мне жили двое мужчин – Бобби Салливан и Сам де Бавиль? А что, если бы девушка была одна? Я бы ощутил к ней то же самое?
Сломанные ножницы воспринимаются иначе, нежели целые? Жизнь изменилась с появлением первого фотокопировального устройства?
Купи сосиски и луковый пирог, получи капустный салат бесплатно.
– Вкуснятина, Эбби, – сказал я их маме, когда наконец отодвинул тарелку. – Аппетитно, оригинально и приятно. И весьма заманчиво подано. – Я подмигнул девочкам. Я говорил о еде, подразумевая их, и они это знали. – Вы, наверное, заметили, что я взял по две порции всего, – добавил я.
Они захихикали.
– А теперь, – твердо заявил Норман, разворачивая меня к дому, – ты пойдешь со мной. Я на часик заманю тебя на чердак посмотреть зверинец чучел Эбби. Некоторые звери крайне нуждаются в оценке профессионала, приятель, – сообщил он, и я побрел за ним наверх, смирившись с судьбой.
Как выяснилось, викторианская коллекция чучел на чердаке содержала нечто