— Конечно. Тем более что дом все равно пустует.
— Это было бы здорово, — оживилась Анника.
— Мне надо вернуться в редакцию, закончить статью о террористах, но к восьми я точно освобожусь. Постараюсь выручить твой мобильный телефон, а потом заберу тебя из отеля. Идет?
Анника кивнула.
Нина нерешительно остановилась в дверях.
Небольшая комната была набита полицейскими в форме. Они стояли маленькими группками спиной к ней, склонившись друг к другу. Низкий и приглушенный гул голосов напоминал жужжание кондиционера.
Вот как выглядит скорбь, подумала Нина, не совсем понимая, откуда явилась эта мысль.
Было пятнадцать минут второго, ее смена начнется в шестнадцать часов, но она не могла и не хотела спать. Она было уснула, но ей стали сниться такие странные и запутанные сны, что она предпочла встать.
Она обошла стоявшего в дверном проеме Петтерссона и прошла к кофейному автомату. Протискиваясь мимо собравшихся, то и дело бормоча извинения, Нина перешагивала через шлемы, сапоги и бронежилеты.
Чем дальше она шла, тем тише становилось в помещении.
Когда она добралась до автомата, в комнате повисла полная тишина. Нина подняла голову и оглядела коллег.
Все смотрели на нее. Лица людей были замкнуты и неприветливы. У Нины возникло такое чувство, что они готовы отпрянуть от нее.
— Вы что-то хотите у меня спросить? — сказала она.
Никто не ответил.
Она не стала наливать себе кофе, повернулась к коллегам, расставила ноги и сцепила руки за спиной, глядя им прямо в глаза.
— Вы хотите знать то, что не указано в рапорте?
Было видно, что людям стало неловко. Стоявшие ближе всех к Нине отвели взгляд.
— Как получилось, что ты первой оказалась на месте преступления? — крикнул кто-то из задних рядов.
Снова наступила мертвая тишина.
Нина вытянула шею, стараясь увидеть человека, задавшего вопрос.
— Почему я первой оказалась на месте преступления? — громко и отчетливо переспросила она. — А почему, собственно, это кого-то интересует?
Вперед выступил Кристер Бюре, один из бывших коллег Давида, служивший с ним еще в Норрмальме. Лицо Кристера потемнело от усталости и горя. Он ссутулился. Было видно, что ему тяжело двигаться.
— Я думаю, что это чертовски странно, — сказал он, остановившись в полуметре от Нины. — Это чертовски странно, что ты первой вламываешься в квартиру, где застрелили Давида. Мне очень странно, что именно ты увезла из дома его сумасшедшую жену и спрятала ее в больнице. Как это получилось и как ты это объяснишь?
Нина посмотрела на Бюре и подавила желание отпрянуть. Да, собственно, отступать ей было некуда, за спиной стоял кофейный автомат. Кристер смотрел на Нину с такой нескрываемой враждебностью, с таким презрением, что ей пришлось перевести дыхание, прежде чем заговорить.
— Ответ очень прост, — пожала она плечами. — Мы с Андерссоном сидели в машине 16–17, и оказались ближе всех к месту преступления. Ты хочешь знать что-то еще?
Кристер Бюре сделал еще шаг вперед и сжал кулаки. Было такое впечатление, что и другие сейчас последуют его примеру.
— Его ненормальная жена, — зло бросил Кристер. — Почему ты ее спрятала?
«Значит, я должна вытерпеть еще и это?»
— Юлия Линдхольм — главная подозреваемая в убийстве Давида, — заговорила Нина, чувствуя, как предательски дрожит ее голос. — Думаю, следствие установит мотивы убийства, не важно, кто его совершил — Юлия или кто-то другой…
— Несомненно, это она, мать ее, — выругался Кристер Бюре. Лицо его побагровело. — Какого черта ты прикидываешься?
Несколько капель слюны попали Нине на щеки. Она отвернулась и, давясь слезами, пошла к двери. Она не хотела, чтобы он видел ее сломленной и униженной на глазах у всего отдела.
— Начинается пресс-конференция! — крикнул кто-то, перекрывая внезапно поднявшийся шум.
На телевизионном экране мелькнула заставка Шведского телевидения. В комнате наступила тишина, все лица повернулись к телевизору. Нина остановилась и тоже вперила взгляд в экран, на котором какой-то человек в гавайской рубашке усаживался за стол в президиуме зала главного полицейского управления в Кунгсхольме. Рядом с ним сели двое мужчин и одна женщина. Нина узнала офицера по связям с общественностью и главу Национального управления криминальной полиции. Женщину она раньше не видела. В зале засверкали вспышки фотоаппаратов. Пресс-атташе что-то сказал в микрофон.
— Сделайте громче! — крикнул кто-то.
«…в убийстве инспектора уголовного розыска Давида Линдхольма, — сказал офицер. — Я предоставляю слово руководителю предварительного расследования, прокурору Ангеле Нильссон».
Женщина потянулась к микрофону. У прокурора, одетой в ярко-красное платье, были коротко остриженные светлые волосы.
«Сегодня я потребовала заключить под стражу одного человека, — сказала она, — в связи с серьезным подозрением в причастности к убийству Давида Линдхольма».
Женщина говорила бесстрастным, сухим тоном с явным аристократическим выговором.
«Серьезное подозрение — это высшая степень подозрения».
«Официальное требование об аресте этого человека будет подано в городской суд Стокгольма не позднее воскресенья, — сказала прокурор, не меняя тона. — Хочу подчеркнуть, что я, как руководитель предварительного расследования, не исключаю и другие версии преступления, несмотря на успехи, достигнутые на самой ранней стадии расследования».
Прокурор откинулась на спинку стула, давая понять, что закончила выступление.
«Хорошо, — сказал пресс-атташе, откашлявшись. — Теперь я предоставляю слово комиссару уголовного розыска, ведущему это дело от лица Национального управления криминальной полиции».
Рослый полицейский в фуражке встал перед Ниной и заслонил экран. Ей пришлось ступить в сторону, чтобы видеть телевизор.
«Сегодня рано утром Давид Линдхольм был обнаружен застреленным в собственном доме, — заговорил человек в пестрой рубашке. — На месте преступления был найден один живой человек, которого немедленно доставили в больницу, а сегодня взяли под стражу в связи с серьезными подозрениями. В нашем распоряжении имеются данные судебно-медицинской экспертизы, но… во всем этом деле есть один жирный знак вопроса».
За спинами сидящих в президиуме людей появилась фотография маленького ребенка.
«Это Александр Линдхольм, — сказал полицейский в пестрой рубашке, — четырехлетний сын Давида Линдхольма. Сегодня утром Александр Линдхольм пропал без вести. Мальчик проживает в квартире, ставшей местом преступления, но не был обнаружен там полицейскими, первыми прибывшими на место преступления. Мы, естественно, в высшей степени заинтересованы в любой информации об Александре Линдхольме и о его нынешнем месте нахождения».
Фотографы принялись лихорадочно снимать изображение ребенка.
Пресс-атташе призвал репортеров к тишине и сказал: «Фотография мальчика будет разослана во все СМИ и в электронном виде, и в виде обычных снимков…»
Следователь почесал затылок, а представитель криминальной полиции смущенно поморщился.
Корреспондентам раздали фотографии и компакт-диски, после чего суета в зале понемногу улеглась.
«Убийства полицейских в Швеции происходят очень редко, — снова заговорил представитель криминальной полиции, и тяжелая тишина повисла как в зале пресс-конференции, так и перед телевизором в отделе полиции Сёдермальма. — Давид Линдхольм стал первой жертвой со времени убийства Малександера в конце девяностых, и мы должны быть благодарны за это судьбе».
Он