Когда чайник выключился, он залил кофе кипятком, вдавил поршень и наполнил ароматным напитком стаканчик для зубных щеток. Он смотрел на себя в висевшее над раковиной зеркало, делая первый глоток. Стаканчик обжигал руку, он поставил его на раковину, провел рукой по подбородку, щетина колола кожу. Ему следовало побриться.
Он сейчас должен был в своем автобусе находиться на пути в Даларну. Им предстояло обеспечить трансляцию из закрытого известнякового карьера Далхалла большого оперного концерта из произведений Вагнера, Альвена и Бетховена в исполнении Королевского филармонического оркестра под управлением Уно Кампрада и скандинавских солистов.
Гуннар с нетерпением ждал этого события, не только из-за немыслимого дохода, который оно должно было принести его фирме. Он обожал Вагнера.
«Мишель Карлссон любила оперу», – подумал он внезапно. Она с удовольствием составила бы ему компанию и посмотрела концерт на месте.
Эта мысль подействовала на него странным образом. Гуннар смотрел на собственное отражение в зеркале, но видел не его – только белые ноги, ухоженный островок растительности на лоне, влагу, все еще блестевшую между бедрами. Он почувствовал, как в нем проснулось желание, и ему стало стыдно. Чем он, черт возьми, занимался?
Он не спал ни секунды после 06:12 утра. Именно тогда сунул ключ в замок передвижной телестанции номер пять, открыл дверь и почувствовал странный запах, с которым ему никогда не приходилось сталкиваться ранее. Сладковатый, кислый и тошнотворный одновременно. Когда стоял на пороге, готовый шагнуть внутрь, и почувствовал его, до него дошла вся абсурдность ситуации.
– Что вы собираетесь делать там внутри? – спросил он столпившуюся у него за спиной компанию, судя по ввалившимся глазам, проведшую бурную ночь и еще до конца не протрезвевшую.
– Нам надо поговорить с Мишель, – заявил маленький доходяга, ее менеджер, и попытался протиснуться внутрь мимо Гуннара, но он заслонил ему путь.
– У меня все убрано и упаковано. Вам нечего там делать.
– Но Мишель ведь внутри, – сказала Анна Снапхане, а когда она говорила, Гуннар обычно ее слушал.
– Откуда ей там быть?
Гуннар стоял перед ними еще окончательно не проснувшийся, разбуженный ни свет ни заря, в незастегнутой рубашке и в ботинках на босу ногу, и понимал, что они не уйдут и не оставят его в покое. Они нарушили его сон, чтобы он открыл им автобус. И сначала он разозлился.
– Какого черта? – спросил он. – Что за глупости?
Гуннар сунул ключи в левый карман брюк, почувствовал хорошо знакомую тяжесть, металлические шипы через подкладку. Потом шагнул внутрь, закрыл на мгновение глаза, чтобы они привыкли к темноте. Узкий проход, ведущий в аппаратно-студийный отсек, был слабо освещен несколькими мониторами, справа – инженерный отсек. Он заглянул в него и проверил блоки управления камерами, открыл дверь в технический проход, заглянул в видеоотсек, окинул взглядом аппаратуру Betacam, VHS, всех форматов. Все на своих местах и упаковано.
Он вернулся в коридор и увидел в дверном проеме Анну Снапхане, другие теснились за ней.
– Гуннар, дорогуша, дождь льет как из ведра, – заныла она, а он обычно не мог сказать Анне «нет».
Он промямлил что-то, а она сразу же восприняла это как приглашение, вошла в коридор, и вся кодла за ней.
Освещение в аппаратно-студийном отсеке было очень слабым, его источником служили индикаторные лампы на мониторах и электрооборудовании. Запах усилился, серые стены поглощали любые тени. Он моргнул несколько раз, прежде чем смог разглядеть Мишель Карлссон.
Она лежала в узком пространстве между задним и передним рабочими столами, прямо перед местом видеорежиссера. И во-первых, ему бросилось в глаза то, что на ней не было брюк или трусов. Во-вторых, что ее ноги лежали неестественным образом, согнутые под необъяснимым углом. И в-третьих, то, что она не шевелилась. Он сразу все понял. Еще до того, как увидел случившееся с ее головой, после чего у него отпали последние сомнения. Будучи охотником, он прекрасно представлял, как выглядит смерть. Однако здесь она предстала в новом для него обличье, что породило незнакомые эмоции, опять же при слишком характерном запахе. Волна печали и нежности навалилась на Гуннара с невероятной силой, он почувствовал, как у него перехватило дыхание, а потом упал на колени.
– Что это? – произнесла Анна Снапхане за его спиной, и он не успел остановить ее.
Она включила светильники на потолке, и весь отсек утонул в ярком свете. Ноги Мишель выглядели белыми как мел и абсолютно бескровными на фоне темно-синего коврового покрытия, а у одной из них валялся большой и несуразный револьвер. Чей-то крик эхом отдался в голове Гуннара.
Он закрыл глаза, больше не хотел вспоминать. Резко отвернулся от зеркала, попытался стряхнуть с себя, казалось, оставшийся на теле запах, подошел к окну. Дождь и не собирался стихать, как сумасшедший барабанил по стеклу. Гуннар смотрел наружу, увидел двух полицейских, бродивших вокруг автобуса, вроде как бесцельно и бестолково.
Внезапно он решил, что с него хватит.
Он натянул на себя куртку, получше завязал ботинки, поправил волосы и поспешил на улицу.
Полицейские удивленно подняли на него глаза, когда он спускался к ним, стоявшим там, словно это был их, а не его автобус.
– Сколько еще вы будете заниматься этим? – спросил он.
– Чем? – уточнил курчавый юнец в униформе.
– Когда я получу назад автобус?
– Я позову комиссара, – сказал курчавый.
Другой стоял на метр дальше, настороженно поглядывал на него.
– Я должен был уехать отсюда в восемь утра, – сообщил Гуннар Антонссон сквозь дождь.
Полицейский отвернулся.
К нему подошел его молодой коллега в компании с мужчиной в кожаной куртке и пестрой рубахе.
– Ступай в автобус, – сказал тот, протянул руку в знак приветствия.
От удивления Гуннар потерял дар речи и от его злости не осталось и следа. Преисполненный благодарности, он преодолел пять ступенек по металлической лестнице и, шагнув внутрь, подальше от дождя, резко остановился. Проход в аппаратно-студийный отсек был ярко освещен и забит народом, по крайней мере, так ему показалось в первое мгновение.
– Мы прочесываем всю аппаратную в поисках улик, как ты, надеюсь, понимаешь, – сказал мужчина в пестрой рубахе.
Гуннар кивнул коротко и нерешительно спросил:
– Она еще… лежит там?
Его собеседник извлек пачку сигарет из нагрудного кармана своей рубашки и посмотрел на Гуннара.
– Да, – ответил он. – Она еще лежит там. Точно как ты нашел ее.
Гуннар Антонссон опустил взгляд в пол.
– Наверное, это стало потрясением для тебя, – сказал полицейский комиссар. – К тому же все произошло в твоем автобусе.
– Это не мой автобус, – возразил Гуннар неожиданно резко. – А фирмы. И я любил ее. Я был одним из немногих, кто любил ее.
Полицейский достал сигарету, потом передумал и вернул пачку в карман.
– Что ты имеешь в виду?
– Она была добрая, – сказал Гуннар Антонссон и услышал,