— Но здесь не раз бывали мужчины из моего поэтического общества. Ты никогда не возражала против их визитов.
— Но моя дочь и племянницы не приходят в сад, когда они нас навещают! В этом случае нарушения приличий не происходит. А другие семьи, которые ты пригласил?
— Я же сказал тебе, почему я это сделал, — резко ответил папа. Он потерял терпение. — Чиновник Тан сейчас очень важен для меня. Не спорь со мной!
Я не видела их лиц, но была уверена, что мама побледнела от его неожиданной суровости.
Она ничего не сказала. Мама правила во внутренних покоях нашего дома. Между складок ее юбки всегда звенели замки из кованого металла в форме рыбы. Она запирала на них дверь, когда нужно было наказать дерзкую наложницу, спрятать рулоны шелка, прибывшие с наших шелкопрядилен для домашнего использования, запереть кладовую, комнаты, где работали ткачихи или хранились вещи наших слуг, которые они отдавали под залог, когда нуждались в деньгах. Она никогда не злоупотребляла своей властью, и это вызывало благодарность и уважение у всех женщин, живущих в нашем доме. Но когда мама волновалась, как сейчас, она нервно вертела замки в руках.
Папина вспышка гнева сменилась примирительным тоном, каким он часто разговаривал с моей матерью:
— Нашy дочь и племянниц никто не увидит. Все правила приличия будут соблюдены. Это особый случай. Я должен проявить обходительность. Если мы откроем двери нашего дома, то вскоре для нас откроются многие другие.
— Ты должен делать то, что, как ты считаешь, пойдёт на пользу семье, — уступила мама.
В этот момент я пробежала мимо беседки, нарочно громко топая ногами. Я не совсем поняла, о чем они говорили, но это было неважно. Главное, что скоро в нашем саду покажут оперу и мы с моими сестрами будем первыми девушками в Ханчжоу, увидевшими ее. Конечно, мы не будем находиться рядом с мужчинами. Отец сказал, что мы будем сидеть за ширмами, чтобы не допустить нарушения приличий.
Входя в Весеннюю беседку, мама уже обрела свойственное ей спокойствие.
— Очень плохо, если девушки едят слишком быстро, — заметила мама, минуя стол, за которым сидела я и мои двоюродные сестры. — Когда вы переедете в дом к будущим мужьям, ваши свекрови будут очень недовольны, если увидят, что вы едите, разевая рот от нетерпения, словно карп в пруду. Этим я хочу сказать, что нам следует подготовиться к приезду гостей.
Итак, мы ели как можно быстрее, стараясь в то же время казаться благовоспитанными молодыми особами.
Как только слуги убрали тарелки, я обратилась к матери:
— Можно мне подойти к воротам? — спросила я. Мне хотелось приветствовать наших гостей.
— Конечно. Только в день свадьбы, — с нежной улыбкой сказала мама. Она всегда улыбалась, когда я задавала глупый вопрос.
Я призвала на помощь все свое терпение. Я знала, что сейчас паланкины вносят в покои для сидения; там наши гости сходят на землю, а потом пьют чай, прежде чем проследовать в главную часть дома*. Оттуда мужчины направлялись в зал Изысканной Роскоши, где их приветствовал мой отец. Женщины же устремлялись в безопасность наших покоев: они находились в задней части усадьбы, вдалеке от мужских глаз.
Наконец я услышала оживленные женские голоса. Они звучали совсем близко. Прибыли две сестры моей матери и их дочери. Я напомнила себе, что должна выглядеть, говорить и двигаться очень сдержанно. Затем пришли сестры моих теть, а за ними жены друзей моего отца. Самой важной из них была госпожа Тан, жена того человека, о котором отец упомянул в разговоре с матерью. Недавно маньчжуры назначили ее мужа на высокий пост императорского церемониймейстера. Она была высокой и очень худой. Ее младшая дочь Тан Цзе нетерпеливо озиралась по сторонам. Я почувствовала укол зависти. Я никогда не покидала усадьбу семьи Чэнь. Интересно, чиновник Тан часто разрешает дочери выезжать за передние ворота их дома?
Поцелуи. Объятия. Мы обменялись подарками: свежие фиги, вино из провинции Шаосин, чай из цветков жасмина. Мы проводили женщин и их дочерей в комнаты. Они разложили свои вещи, сняли дорожные костюмы и переоделись в новые платья. Еще поцелуи. Объятия. Слезы и взрывы веселого смеха. Мы поспешили в зал Цветущего Лотоса. Обычно здесь собирались женщины. В зале был высокий потолок в форме рыбьего хвоста. Его поддерживали круглые черные колонны. Окна и резные двери с одной стороны выходили в маленький сад. С другой стороны мы могли видеть пруд, заросший цветами лотоса. В центре комнаты на алтарном столике стояла маленькая ширма и ваза. Если произнести слова ширма и ваза вместе, то получится слово спокойствие, и все женщины и девушки, усевшись на свои места, почувствовали себя спокойно.
Я села на стул и огляделась. Мои перебинтованные ноги, казалось, плыли по поверхности прохладного каменного пола. Я была рада, что позаботилась о том, чтобы выглядеть как можно лучше, потому что все были одеты в самые изысканные платья из тончайшего шелка, украшенные вышивкой из цветов согласно времени года. Сравнивая себя с остальными, мне пришлось признать, что моя двоюродная сестра Лотос выглядела самой красивой. Впрочем, как обычно. Правда, мы все сияли в ожидании праздника, который вскоре начнется в нашем доме. Даже моя толстощекая сестра Ракита выглядела более привлекательной, чем обычно.
Слуги принесли маленькие тарелочки со сладостями, и мама торжественно объявила о начале состязания в вышивании. Это был первый конкурс из тех, что ожидали нас в ближайшие три дня. Мы положили на стол вышивку. Мама внимательно рассмотрела каждую работу, чтобы определить, кто из нас искуснее выбирает цвета и аккуратнее кладет стежки. Когда очередь дошла до меня, мама честно сказала, как обязывало ее положение:
— Моя дочь вышивает все лучше и лучше. Видите, она хотела вышить хризантемы. — Она сделала паузу. — Это же хризантемы, не так ли?
Я кивнула, и она продолжила:
— У тебя хорошо получилось. — Затем она легонько коснулась губами моего лба. Но все видели, что я не выиграю этот конкурс — ни сегодня, ни в другой день.
Во второй половине дня, наполненного бесконечными чаепитиями, конкурсами и радостным ожиданием вечера, мы все вели себя крайне беспокойно. Мама быстро оглядывала комнату, замечая и ерзающих маленьких девочек, и быстрые, как молния, взгляды их матерей, и раскачивающуюся ногу Четвертой тети, и то, как пухлая Ракита то и дело пыталась оттянуть узкий ворот платья. Я плотно сцепила руки перед собой и старалась сидеть как можно спокойнее, когда мама смотрела на меня, хотя мне хотелось прыгать,