Девушка проследовала его маршрутом: до дюны, вверх, потом по тропке, заросшей пожухлой травой. Наверху она осмотрелась, но, кроме сосен и дубков, ничего не обнаружила. А был ли мальчик?… А была ли собака?

Становилось жарко.

«Ну и ладно», — с горечью подумала Кэсси. Она двинулась обратно к морю; не обнаружив поблизости юношу, она почему-то расстроилась и разочаровалась. Ничего, сейчас она искупается и остынет. Неприятности Порции пусть волнуют Порцию. А что до рыжего… вряд ли их ждет еще одна встреча, поэтому, как это ни прискорбно, пусть он тоже волнует кого-нибудь другого.

Вдруг Кэсси почувствовала легкий озноб: не тот, что очевиден даже для постороннего глаза и заставляет незнакомых людей предлагать вам неквалифицированную медицинскую помощь, а тот, что сообщает организму о надвигающейся болезни. «Мне просто очень, очень жарко, так жарко, что уже почти холодно. Бегом в море!»

Кейп- Код в этом месте выходил в открытый океан с прохладно-остужающими течениями. Девушка зашла в воду по колено и побрела, куда глаза глядят, вдоль кромки пляжа. Дойдя до пирса, она, брызгаясь и повизгивая, выскочила на берег и забралась на прохладный камень. На волнах покачивались две весельных лодки и одна моторная; вокруг не было ни души.

То, что доктор прописал.

Наша героиня сняла с крючка толстый истрепанный канат, висящий здесь в качестве мифической защиты от безобразников вроде нее, и пошла по пирсу. Берег отдалялся, под ногами скрипели истерзанные непогодой и временем доски, по обе стороны дремал бескрайний океан. Оглянувшись назад, Кэсси с радостью отметила, что все любители загара превратились в малюсенькие точки. Легкий ветерок обволакивал лицо, играл волосами и пощипывал влажные ноги. Она вдруг ощутила необыкновенную легкость, свободу; почувствовала себя — словами этого не выразить — воздушным шаром, подхваченным ветром и устремившимся в небо.

Захотелось широко раскинуть руки и отдаться на волю ветра и океана. Страх пересилил: свободна, но пока не настолько. Она стояла на краю волнореза и потешалась над собственными фантазиями.

Небо и океан слились в монохромной сапфировой синеве, и только на горизонте, там, где они действительно сходились, небо было чуть-чуть светлее. Героине показалось, что она видит изгиб земли, но, конечно, это ей только почудилось. В воздухе радостно гагачили крачки и серебристые чайки.

«Вот бы стих сочинить!» — подумала девушка.

Она писала: дома, под кроватью, валялась целая тетрадь рифмованных каракулей, которые она почти никому не показывала и лишь время от времени перечитывала перед сном. Но сейчас слова почему-то не шли.

Как же здесь волшебно! Солоноватый запах моря, теплое дерево под босыми ступнями, мягкий плеск волн, целующихся с опорами пирса.

Голос волн гипнотизировал; он был ритмичным, как сердцебиение планеты, и до невозможности знакомым. Кэсси прислушалась к себе: ее дыхание постепенно замедлялось. Впервые за полтора месяца, проведенные в Новой Англии, девушка чувствовала себя дома: она была частью небесного свода, частью земли и моря, пусть даже ничтожно малой на фоне их необъятности, но, безусловно, частью.

Постепенно светлой героине открылось, что, возможно, ее участь не так уж ничтожна. В обычной ситуации она бы просто присутствовала на балу ритмов земли, но сейчас ей казалось, что она заправляет этим балом. Ей казалось, что небо, земля и вода вошли в нее, и отныне она повелевает ими. Кэсси ощутила в себе вибрацию жизни — мощный, глубокий, яркий пульс планеты. Он учащался, а с ним усиливались напряжение и предвкушение… чего-то.

Но чего?

Глядя на море, она услышала ровную поступь — приближение слов. Они пришли: ерундовые, незамысловатые, так, безделица, пустячок для деточек, но все равно — стихи.

Небо и море, храни меня от горя.

Странно, но ей вдруг почудилось, что слова появились не из головы, а из далекого прошлого. Мгновенно высветился образ: она сидит у кого-то на руках и смотрит на океан. Маленькая девочка, поднятая высоко-высоко, слушает и слышит: Небо и море, храни меня от горя. Земля, огонь — …Нет.

Кэсси вся дрожала: впервые она так ярко ощущала синюю бесконечность неба, твердокаменную целостность земли, необозримый простор океана — волна за волной, и за следующей волной, и дальше в том же духе вплоть до самого волнующегося горизонта, и, наверняка, за ним тоже, только нам не дано это увидеть. И все они как будто выжидали, смотрели на свою повелительницу и ждали приказаний.

«Не надо, не заканчивай стихотворение! — приказала себе девушка. — Ни слова больше».

Неожиданно ею овладела безотчетная уверенность, что, пока оставшиеся слова не найдены, она вне опасности. Она пойдет домой и проживет в ладу сама с собой спокойную жизнь обыкновенного человека. И все будет хорошо и нормально — э-хе-хе, только бы они не нашлись!

Но слова затекали в мозг по капельке, как малюсенький, но настойчивый ручеек, пока, наконец, не встали на положенное им место, и остановить их, видит Бог, не было никакой возможности.

Небо и море, храни меня от горя. Земля и огонь — желанье… узаконь. Вот оно.

«Господи, что я наделала?!»

Будто оборвалась струна. Дзззззззинннннь… Кэсси пришла в себя; она стояла, уставившись дикими глазами на океан. Если чувства ее не обманывали, что-то произошло: силы природы покинули ее, и связи оборвались.

Свобода и легкость в мгновение ока улетучились, уступив место раздражению, прострации и какой-то чудовищной наэлектризованности. Океан неожиданно предстал перед ней во всей своей необъятной и не слишком дружелюбной мощи. Резко развернувшись, наша героиня направилась к берегу.

«Дура какая! — ругала она себя; чем ближе становился пляж, тем дальше отступал страх. — Чего ты так испугалась? Неужели всерьез думаешь, что небо и море слушали тебя? Или, возможно, полагаешь, что твои слова что-то для них значили?»

Нервный смешок чуть было не сорвался с ее губ: тяжело жить с больным воображением! Вот же она — живая, а вот мир — тот же, что и раньше. А что до слов… слова — это, как правило, только слова.

И тем не менее, событие, последовавшее за этой глубокой мыслью, не стало для нее неожиданностью.

На берегу что-то происходило; героиня заметила беспорядочные движения по пересеченной местности.

Рыжий вылетел из-за сосны и мчался, как оголтелый, вниз по склону