Вслед за Мережковским многие русские поэты подхватили дух первой прозо-поэтической пасторали. Вячеслав Иванов увидел в античном экфрасисе торжественность, о которой забыла современная эпоха:
Куйте мне в трубыСладостной славыСеребра сплавы,Злата лучи —Под теревинфом победы, где с Дафнисом —томная Хлоя!Николай Гумилев, наоборот, считал, что современный мир, мир пароходов и контор, никогда не забудет своей первой давней истории любви, и этой истории не обязательно быть торжественной:
Я печален от книги, томлюсь от луны,Может быть, мне совсем и не надо героя…Вот идут по аллее, так странно нежны,Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.Наконец, в новейшей русской поэзии Дафнис и Хлоя сами выходят в историю, в античной фантазии Ольги Седаковой у них рождается ребенок, и, думая о его судьбе, они открывают для себя олимпийских богинь: Афину, Артемиду и Афродиту – и здесь торжественность передана на величественный Олимп:
Спит ребенок в колыбелипестрой, ивовой, плетеной,и не спит его отец.Говорит он: «Слушай, Хлоя,снится мне или не снится?Трех сиделок неизвестныхвижу я над колыбелью,вижу ясно, как тебя».Таковы тезис, антитезис и синтез русской поэзии. А еще «Дафнис и Хлоя» – знаменитый балет Мориса Равеля, созданный для Русских сезонов, где Вацлав Нижинский танцевал Дафниса, а Тамара Карсавина – Хлою. А еще это главное воспоминание, главный сон европейской культуры об античности, где Эрос – это и пламенная страсть, и сладостный неторопливый покой. Мы не можем совместить страсть и покой в уме, но можем совместить их в античной новелле, сейчас раскрытой перед нами.
Александр Марков,
Профессор РГГУ и ВлГУ
19 октября 2017 г.
Дафнис и Хлоя
Повесть Лонга
Поэма Дафнис и Хлоя так хороша, что в наши скверные времена нельзя сохранить в себе производимого ею впечатления и, перечитывая ее, изумляешься снова. Какой вкус, какая полнота и нежность чувства! Их можно сравнить с лучшим, что только было написано. Требуется написать целую книгу, чтобы как следует оценить достоинства этой поэмы. Следовало бы ее перечитывать раз в год, чтобы научаться из нее и вновь чувствовать впечатления ее большой красоты.
Гёте
Охотясь однажды на острове Лесбосе, я увидел в лесу, посвященном Нимфам, самое прекрасное, что когда-либо видел во всю мою жизнь: произведение живописи, историю любви. Роща сама по себе была прекрасна. Тенистые деревья, разнообразные цветы, журчащие воды. Источник питал и цветы, и деревья. Но ничто не могло сравниться с картиною, очаровательным произведением художника, изображением любви. Многие люди, даже из чужих земель, приходили туда на поклонение Нимфам, желая увидеть эту картину. На ней художник изобразил женщин рожавших, других, облекавших детей пеленами, младенцев, покинутых на произвол, животных, которые питали их, пастухов, которые принимали их, юношей и дев, соединявшихся в любви, разбойников на море, нападение врагов на суше.
Эти образы и многие другие, тоже любовные, наполнили меня таким изумлением и радостью, что я пожелал написать о них повесть. Итак, я попросил, чтобы мне подробно объяснили картину и, выслушав все со вниманием, сочинил эти четыре книги, которые посвящаю, как жертву, богу Любви, Нимфам и Пану. Это произведение да будет вместе с тем сокровищем, полным прелести для всех людей: болящий найдет в нем исцеление, огорченный – усладу, тот, кто любил, – воспоминание, тот, кто еще не знал любви, – посвящение в ее таинства. Ибо никто не избег или не избегнет любви, пока на земле будет красота и глаза, чтобы видеть ее. Но да позволит мне бог Любви, – описывая чужие страсти, самому оставаться свободным и мудрым.
Книга первая
I
Митилены – большой и красивый город на Лесбосе. Он пересечен каналами, в которые тихо вливается морская вода, и украшен мостами из белого, гладкого камня. Он кажется не городом, а островом. В соседстве, приблизительно в двухстах стадиях от Митилен, богатый человек владел землею. Это было прекрасное место: горы, обильные дичью, поля пшеницы, холмы, покрытые лозами, луга для пастбищ. Море окружало владение, и нежные волны набегали на тонкий песок побережья.
II
На этой земле козий пастух, по имени Ламон, нашел однажды ребенка, которого кормила коза. Вот как это случилось. Под кустами терновника, обвитого побегами густого плюща, зеленел мягкий дерн. На нем лежал ребенок. Туда часто бегала коза; она то и дело исчезала, покидая своего козленка, чтобы проведать младенца. Ламон это заметил и стал жалеть покинутого сосунка. Раз, в самый полдень, он пошел по следам козы и увидал, что она подходит с осторожностью, чтобы нечаянно не ранить копытом лежащего на траве ребенка, который выжимает молоко из сосцов козы, как будто сосет грудь матери. Пастух с удивление приблизился и увидел мальчика, красивого, здорового, в пеленках из более роскошной ткани, чем та, которая соответствовала его несчастному положению. Ибо ткань была пурпуром с пряжкою из чистого золота. Рядом лежал маленький нож с ручкою из слоновой кости.
III
Сначала он подумал, не взять ли с собою памятные знаки, покинув ребенка. Но потом устыдился при мысли, что он менее сострадателен, чем коза. И так, дождавшись ночи, взял он с собою все – драгоценные предметы вместе с ребенком, и даже привел козу к жене Миртале. Миртала весьма изумилась и спросила его, не рождают ли ныне козы мальчиков. Ламон рассказал ей с подробностями, как нашел покинутого ребенка, как увидел, что коза его кормит, и как ему было стыдно оставить его на произвол судьбы. Миртала вполне одобрила действия мужа. Они заперли на замок предметы, найденные с ребенком, стали говорить всем, что он – их собственный, и дали ему козу в кормилицы. Для того, чтобы самое имя его звучало по-сельски, решили назвать его Дафнисом.
IV
Два года спустя с пастухом овец, пасшим стадо свое по соседству, случилось