А Дэниел? Ему она достаточно дорога? Она не могла ответить на этот вопрос.
В конце, когда изгой приблизился к ней, Дэниел и другие уставились на Люс так, словно она им задолжала.
«Ты – наши врата в Рай, – сказал ей изгой. – Цена». Что это значило? Всего несколько недель назад она даже не знала, что изгои существуют. И тем не менее они что-то от нее хотели – достаточно сильно, чтобы ради этого сражаться с Дэниелом. Должно быть, это связано с проклятием, заставляющим Люс возрождаться жизнь за жизнью. Но что, по их мнению, Люс могла сделать?
Был ли ответ спрятан где-то здесь?
Ее желудок подскочил к горлу, когда она прошла сквозь холодную тень глубоко внутри бездны темного вестника.
«Люс…»
Голоса стали затухать и исчезать. Скоро они стали не более чем шепотом. Словно они сдались. Пока…
…Пока снова не стали раздаваться громче. Громче и яснее.
«Люс…»
Нет. Она крепко зажмурилась, чтобы отрешиться от них.
«Люсинда…»
«Люси…»
«Лючия…» «Лушка…»
Ей было холодно, она устала и не хотела их слышать. Она хотела, чтобы ее хотя бы раз оставили в покое.
«Лушка! Лушка! Лушка!»
Ее нога ударилась с глухим звуком обо что-то.
Что-то очень, очень холодное.
Она стояла на твердой земле и знала, что больше не падает, хотя ничего не видела перед собой, кроме полотна темноты. Потом она опустила взгляд на свои «конверсы».
И опешила.
Кеды погрузились в одеяло снега, которое доходило ей до середины икр. Влажная прохлада, к которой она привыкла в тоннеле теней, по которому путешествовала со своего заднего двора в прошлое, – уступала место чему-то другому. Чему-то со шквальным ветром и ужасно холодному.
В первый раз, когда Люс прошла по вестнику – из комнаты в общежитии «Прибрежной» в Лас-Вегас, – она была с друзьями, Шелби и Майлзом. В конце пути они столкнулись с преградой – темной, похожей на тень занавесью между ними и городом. Поскольку Майлз был единственным, кто прочитал тексты по прохождению, он принялся вращать вестник до тех пор, пока мрачно-черная тень не рассыпалась хлопьями. До этого момента Люс не понимала, что он устранял неполадки.
В этот раз преград не было. Может, потому, что она путешествовала в одиночку и через вестник, вызванный ее неистовой волей. Но выход был таким легким. Даже слишком легким. Покрывало черноты просто расступилось.
Порыв ветра пронзил ее, колени окоченели от мороза. Грудную клетку обожгло холодом, а глаза заслезились на внезапном порывистом ветру.
Где она оказалась?
Люс уже пожалела о своем паническом прыжке сквозь время. Да, ей надо было спастись, и да, она хотела отследить свое прошлое, спасти прошлых себя от боли, понять, что за любовь у нее была с Дэниелом в прошлых жизнях. Почувствовать это, а не слушать рассказы. Понять, а потом исправить – какое бы проклятие ни наложили на нее и Дэниела.
Но в действительности все оказалось по-другому. Она стояла замерзшая, одинокая и совершенно не готовая оказаться в этом месте, где бы это ни было.
Вокруг была заснеженная улица, серо-стальное небо нависло над белыми зданиями. Люс слышала какой-то отдаленный грохот. Но она не хотела думать, что это все может значить.
– Подожди, – прошептала она вестнику.
Тень проплыла туманом где-то в полуметре от кончиков ее пальцев. Она постаралась схватить ее, но вестник увернулся, отскакивая дальше. Она бросилась за ним и успела поймать за влажный краешек. Но через мгновение вестник разлетелся на мягкие черные кусочки. Упав на снег, они померкли, а потом исчезли.
– Великолепно, – пробормотала она. – И что теперь?
Вдалеке узкая улица сворачивала налево, переходя в темный перекресток. Тротуары были завалены высокими сугробами снега, которые сгребли к длинным стенам зданий из белого камня. Ранее Люс не доводилось видеть ничего похожего на эти здания – несколько этажей, весь фасад изрезан рядами ярких белых арок и изящных колонн.
Все окна были темными. Люс показалось, что весь город был погружен в темноту. Единственным источником света был уличный газовый фонарь. Если в небе и была луна, то она пряталась за толстым покрывалом облаков. В небе снова что-то прогремело. Гром?
Люс обхватила себя руками. Она замерзала.
– Лушка!
Женский голос. Хриплый и резкий, словно всю жизнь выкрикивал приказы. Но при этом голос немного дрожал.
– Лушка, идиотка. Ты где?
Голос уже звучал ближе. Она говорила с Люс? Что-то еще слышалось в этом голосе, что-то странное, что Люс не совсем могла объяснить словами.
Когда женщина, прихрамывая, повернула за заснеженный угол, Люс уставилась на нее, пытаясь понять, где ее видела. Она была очень низкой и немного сгорбленной, лет шестидесяти. Мешковатая одежда была ей слишком велика, волосы убраны под толстый черный платок. Когда женщина увидела Люс, ее лицо исказила странная гримаса.
– Где ты была?
Люс осмотрелась. Кроме них на улице никого не было. Пожилая женщина обращалась к ней.
– Здесь, – услышала Люс свой ответ.
На русском.
Она прижала ладонь ко рту. Так вот что казалось таким странным в голосе женщины: она говорила на языке, которого Люсинда никогда не учила. И тем не менее она не только понимала каждое слово, но и могла отвечать.
– Убила бы, – сказала женщина и, тяжело дыша, поспешила к Люс и обняла ее.
При всей хрупкости женщины руки у нее оказались сильными. Люс чуть не расплакалась от ощущения тепла другого тела, прижимающегося к ней после такого сильного холода. Она крепко обняла женщину в ответ.
– Бабушка? – прошептала она в ухо женщины, каким-то образом зная, кем та ей приходилась.
– Стоило мне отпроситься с работы, как тебя нет нигде, – сказала женщина. – А ты шатаешься по улице, как лунатик? Ты вообще ходила сегодня на работу? Где твоя сестра?
В небе снова раздалось громыхание. Казалось, что надвигалась сильная гроза, и надвигалась быстро. Люс поежилась и покачала головой. Она не знала.
– Ага, – сказала женщина, – теперь уже не такая беспечная. – Она сощурилась и посмотрела на Люс, а потом отстранила от себя, чтобы лучше ее разглядеть. – Боже мой, во что ты одета?
Люс поежилась, пока ее бабушка из прошлой жизни таращилась на джинсы и проводила узловатыми пальцами по пуговицам фланелевой рубашки. Она схватила ее за короткий запутанный хвостик.
– Иногда мне кажется, что ты такая же сумасшедшая, как твой отец, земля ему пухом.
– Я просто… – зубы Люс стучали, – я не думала, что будет так холодно.
Женщина сплюнула на снег, показывая свое неодобрение. Затем сняла пальто.
– Возьми, пока не простудилась до смерти. – Она сердито накинула пальто на Люс, которая едва могла застегнуть пуговицы полузамерзшими пальцами. Потом бабушка развязала свой платок и обмотала им голову Люс.
Оглушительный раскат в небе напугал их обеих. Теперь Люс знала, что это не гром.
– Что это? – спросила она шепотом.
Пожилая