— Как-то это утомительно звучит.
— Я удостоверился, что у вас проблем больше, чем можно предположить, — сообщил он. — Вы с вашими сестрами странно немногословны насчет своей благотворительной деятельности.
Мысли сразу перестали бешено крутиться: «Ах, это… Тогда все в порядке».
— Тут нечем хвастаться.
— Как нечем? — Обернувшись, Лисберн посмотрел на дверь комнаты, откуда они вышли. — Я всегда жил в защищенном мире. Не думайте, что я когда-нибудь видел в одном помещении столько девушек, которые вели… — Он замолчал, потом, прикрыв глаза, задумался. — Давайте скажем так — бесприютную жизнь. — Лисберн неожиданно открыл глаза и пристально вгляделся в мисс Нуаро, отчего ей стало неспокойно. — Вы добились интересных результатов. Это что-то вроде испытания.
— Это всего лишь работа, — сказала она. — Некоторые девушки начинают проявлять больше способностей, чем другие. Для «Модного дома Науро» мы отбираем самые сливки. Обучаем их и натаскиваем и, разумеется, знаем, что получаем в ответ. Они нам интересны, не то что вашим герцогиням и виконтессам. Но это не филантропия в чистом виде.
— Факт остается фактом — вы подбираете их на улицах, в сиротских приютах и работных домах.
Леони улыбнулась.
— Нам это обходится недорого. Иногда вообще даром.
Она провела его в маленькую комнатку, где в витринах были выставлены образцы работ, выполненных девушками.
— Если ваша светлость соблаговолит купить какую-нибудь безделушку, сделанную их руками, они будут в восторге.
Подойдя к одной из витрин, Леони открыла стеклянную дверцу.
Лисберн постоял секунду, разглядывая подушечки для булавок, носовые платки, шарфы, кошельки и все в таком роде.
— Мисс Нуаро, — позвал он.
Она подняла на него глаза. С пораженным видом маркиз продолжал разглядывать содержимое витрины.
— Все это сделали девушки? Девушки из той мастерской?
— Да. Помните, Матрон сказала, что мы пополняем наш фонд, продавая их работы?
— Помню, — сказал он. — Но я не… — Неожиданно он отвернулся и отошел к небольшому окну. Сложив руки за спиной, стал смотреть на улицу.
Леони была сбита с толку. Она взглянула на витрину, потом на его спину в отлично подогнанном сюртуке.
Ей показалось, что прошло много времени, когда Лисберн отвернулся от окна. И с легкой улыбкой вернулся к витрине.
— Я тронут, — сказал он. — Чуть ли не до слез. И очень рад, что пришел сюда вместо Суонтона. Он бы обрыдался здесь, а потом написал бы элегию из пятидесяти строф о потерянной невинности, или о надругательстве над невинностью, или еще какую-нибудь ерунду. К счастью, здесь только я, и теперь публике не угрожает страдание от стихов, вдохновленных этим местом.
На миг она растерялась. Но быстро справилась с собой, логический склад ума пришел на помощь. Он мог испытывать настоящее сочувствие к девушкам, а мог разыграть страдания большого и щедрого сердца, как это часто делают аристократы. Филантропия для них была сродни обязанности, и они выставляли ее напоказ, в действительности не переживая ни о чем. Если бы, по крайней мере, половина из них проявила настоящую заботу о таких девушках, Лондон стал бы другим городом.
Но совершенно не важно, что он чувствует на самом деле, пришлось напомнить себе Леони. Девушки — вот что важно. А деньги — это деньги, предлагают ли их от чистого сердца, или чтобы покрасоваться.
— Мне кажется, поэзия вашего друга заразила вас непомерной чувствительностью.
— Может, и так, мадам, но я хотел бы посмотреть на человека, который смог бы устоять перед этим. — Он показал в сторону витрины. — Взгляните на эти маленькие сердечки, на цветочки и причудливые завитушки, на лилии, на кружево. Все это сделали те, кто не понаслышке знаком с потерями, нищетой и насилием.
Леони посмотрела на перчатки и носовые платки.
— Девушки никогда не видели картин Боттичелли, — напомнила она. — Если им хочется присутствия красоты в их жизни, они создают все это.
— Мадам, — сказал Лисберн. — Вам обязательно разбивать мне сердце окончательно?
Леони посмотрела в его зелено-золотистые глаза и подумала о том, как легко утонуть в них. Эти глаза, как и его низкий голос, казалось, обещали целый мир. Они словно приглашали открыть завораживающие глубины характера и секреты, которыми больше никто не владел в целой вселенной.
— Итак, означает ли это, что вы что-нибудь купите?
Особняк Лисберн-Хаус, в тот же день, позже
Суонтон разглядывал предметы, которые его друг разложил на одном из письменных столов, очистив его от стопок писем и писчей бумаги, покрытой небрежным поэтическим почерком.
После паузы, показавшейся бесконечной, Суонтон, наконец, поднял на него взгляд.
— Там осталось хоть что-нибудь?
— Было очень сложно выбрать, — объяснил Лисберн.
— А еще утверждаешь, что это я всегда позволяю продать себе больше необходимого.
— Мисс Нуаро этим не занималась, — возразил Лисберн. — Как настоящая деловая женщина, она просто воспользовалась моментом моей слабости.
Он так и не мог понять, откуда в нем взялась эта слабость. Ему уже доводилось посещать благотворительные учреждения. Вместе с отцом он бывал на завтраках для филантропов, в приютах, сиротских домах и в школах для неимущих. Он видел их обитателей, одетых в характерную униформу с эмблемами, стоявших навытяжку, или маршировавших перед проверявшими, или певших молитвы богу, монарху, а может, и великодушным богачам.
Саймон был привычен к таким вещам. Но все равно ему хотелось сесть, уткнуться лицом в ладони и оплакать всех этих девушек с их изящными маленькими сердечками и носовыми платками, с вышитыми анютиными глазками, фиалками и незабудками.
Проклятый Суонтон все-таки затянул его в этот омут чувствительности!
— Я думаю, ты просто не догадывался, насколько она умна.
— Не догадывался, — согласился Лисберн. — Она чертовски хороша как деловая женщина.
Разбив его сердце на куски, мисс Нуаро очистила витрину от образцов, как и его кошелек, а потом весьма изящно избавилась от посетителя.
— Рад, что тебя там не было, — сказал он Суонтону. — Тебя бы это убило. Я сам чуть не умер, когда она сказала: «Девушки никогда не видели картин Боттичелли. Если им хочется присутствия красоты в жизни, они создают вот это».
Суонтон быстро заморгал, но эта уловка ему редко помогала. Эмоции брали верх в девяти случаях из десяти. Данный случай десятым не был. Он сглотнул, глаза наполнились слезами.
— Не вздумай разрыдаться, — приказал Лисберн. — Ты превращаешься в переполненный бассейн, прямо как те безумные барышни, которые ходят за тобой по пятам. Возьми себя в руки. Это ты предложил пополнить благотворительный фонд «Модного дома Нуаро». Я все разузнал для тебя. И принес обильные свидетельства их деятельности. Будешь сочинять скорбный сонет на данный случай, или мы с тобой обсудим практические шаги?
— Тебе легко говорить — «возьми себя в руки». — Суонтон вытащил носовой платок и высморкался. — Это ты у нас не думаешь, куда поставить ногу, чтобы не наступить на какое-нибудь юное создание. А мне приходится быть очень осторожным, чтобы не ранить их нежных чувств и в то же время не сказать чего-нибудь, что может быть воспринято как намек на