— Глянь… — Филька толкнул Леньку.
— Что ото?
— Не знаю.
Вдруг послышался слабый женский голос:
— Помогите…
— Бабий голос, — определил Ленька.
— Я без тебя слышу, что бабий… — Филька на животе подполз ближе к этой таинственной фигуре и глазам своим не поверил. От охватившего волнения уткнулся головой в землю.
— Ну, чего там?
— Ты что, сам ослеп!.. — разозлился Филька. За нарочитой резкостью он пытался унять вдруг возникшую дрожь в теле, и еще сам не понимал или не осознавал, что на него тотчас навалилось — страх, стыд или запретное желание?..
— Что будем делать?
— Откуда я знаю… — Филька не поднимал головы, боясь взглянуть в сторону бабы. Он знал, что если девушка, не дожидаясь замужества, гуляет с казаками, ее уводят в пустынное место, насилуют по очереди, потом избивают, затыкают рот тряпкой, руки связывают назад, поднимают подол юбки вместе с нижней рубахой и завязывают все это над головой. Под свист и улюлюканье, чтобы все видели и слышали, толкали ее вперед, мол, иди, куда хочешь… Идет она, оскверненная, не зная куда, не имея возможности позвать на помощь. Может сорваться в колодец или разбиться насмерть, упав с обрыва в реку…
Опозоренную, ее никто уж никогда не возьмет замуж. И до самой могилы будут отворачиваться с отвращением и показывать пальцем — ей подол на голове завязывали, — поучая этим жестоким примером подрастающих казачек.
И никто не отвечал за такое поругание, наоборот, позорным считалось помочь казачке, попавшей в беду. Скажут, так ей и надо, потаскухе. Не будет блудить!.. А казаки, совершившие это злодеяние, под хохот своих дружков будут на игрищах рассказывать, бахвалясь, как они ловко проучили ее, один, мол, вызвал на свидание, а второй вроде непрошеным явился, поспорили для порядку и помирились между собой, а ей — наука!..
Женщина-казачка… Мать… Ее ценили. Боготворили. Но если жена-казачка убегала от своего нелюбимого мужа-казака, то ее ловили и пригоняли обратно. Как приблудную скотиняку, на веревке от хутора к хутору сидельцы вели ее. Дома казак привязывал ее, как бешеную собаку, к столбу и начинал истязать. До полусмерти избивал и, если она оставалась живой, обращался потом как с животиной или еще хуже: захочет — помилует, захочет — ногой пнет.
Слышал Филька, что бабы-казачки ждали избавления от гнета казаков. Но кто эту свободу принесет — никто не знал… Единственное пока упование было на Господа Бога… А нравы в казачьей среде, на вольном, Тихом Дону по-прежнему оставались дикими.
Филька, кажется, впервые по-взрослому задумался над подневольной жизнью женщины-казачки. И жалко их ему стало, и в голове забилась мучительная мысль, что же делать? Где искать выход? Призвать сволочей к порядку? Через кого это сделать? Как? К кому идти жаловаться? Или самому ловить этих выродков и бить?.. Бить без пощады и не давать реветь…
— Как помочь ей? — Филька кивнул в сторону обнаженной девушки, которая стояла на лунной поляне.
— Давай лучше смотаемся, будто мы ничего не видели и ничего не знаем…
Не успел Ленька договорить, как над его ухом раздался треск, будто переломили колышек в плетне — это Филька влепил ему пощечину.
— Сдурел?.. — Ленька схватился за щеку.
— Не подличай!
— 3-зараза!
— Можешь серчать… Но если хочешь быть другом — запомни эту оплеуху… Кинешься драться?.. Или будешь помогать человеку в беде?
— Бешеный!.. Сказать нельзя…
— А ты гутарь, да знай чего… Давай думать, как освободить ее…
— Пойдем развяжем узлы, и все, — Ленька поднялся и шагнул на освещенную поляну.
— Стой! — Филька потянул его назад. — Нельзя показываться. Те, кто завязал ей подол, или близко где-нибудь тут сидят и глядят, что она будет делать…
— Зверье.
— Ну… Или ушли, а перед рассветом придут, чтобы вывести ее на позор.
— Ну так что?
— А то, что если они тут, то как только увидят нас — поломают нам ребра, и мы ничем ей не поможем.
— Вообще-то верно. Но что же делать?
— Голосом подозвать ее к нашим кустам. Тут мы ее в темень заведем и развяжем узел.
— Давай.
Филька поднял голову и увидел облитую лунным светом смуглую фигуру девушки. Она неуверенно поднимала ногу, пробовала на ощупь вокруг себя землю. Шагнув, споткнулась и упала на колени. С трудом поднялась и, всхлипывая, тихонько позвала:
— Люди добрые… Помогите…
— Иди сюда… — позвал ее Филька. Ему казалось, что он громко позвал, а на самом деле только Ленька услышал какое-то шипение. К нему опять возвращалось непонятное состояние — смутное желание запретного и стыд. В голове позванивало, губы сохли, становились толстыми и непослушными, а изо рта только какой-то хрип вырывался.
— Чего ты хрипишь? Голос, что ли, сел?
— Позови ты… — попросил Филька Леньку.
— Иди сюда.
Девушка замерла. Прислушалась.
— Не бойся, иди к нам, прямо на голос иди. Девушка, ощупывая землю, ступнула к ребятам. Еще ступнула. Еще…
— Иди, иди… — Ленька протянул руку и достал до ее одежды на голове. — Вот сюда, в тень…
— Ой… Ой, маманюшка, ты моя родная… — девушка навзрыд всхлипывала. — Вы тоже зачнете измываться?..
Никто из ребят ничего не ответил, только какое-то мгновение они остолбенело глядели на обнаженное девичье тело и теряли рассудок… Потом первым пришедший в себя Филька сказал девушке:
— П-при-пригни голову… — Но сам с места не сдвинулся. Ноги стали тяжелыми, вялыми. Лицо горело. Срам… Как это подойти к голой девушке?.. Куда ни шло, когда он подсматривал сквозь заросли талов за купающимися девчатами. Но тогда любопытство брало верх по своей охоте и острота тайного желания не считалась стыдной, потому что была далека от превращения в физическое действо, да и девчата близко не подпускали к себе. Сейчас же, вот так прямо перед тобою стоит обнаженная… Поневоле оробеешь и не будешь знать, что делать… Можно же ведь прямо сейчас кинуться на нее, так же обнажив себя… Как волк на легкую добычу, и насытиться… Но где найти силы, чтобы погасить огонь в костре, когда ты не от лукавого, который всегда делает человека падшим. Где найти силы, чтобы погасить огонь в костре, когда ты не можешь шевельнуть ни одним членом… А надо встать, подойти к ней просто… так… и начинать развязывать над головой узлы. А их завязывали тонкими сыромятными ремнями… Развязывать… Это значит встать вровень с нею? Рядом. Может быть, даже коснуться ее… Может, даже случайно или невольно покачнешься.
— Ленька… Помоги же!.. — Филька заскрипел зубами.
Ребята тяжело сопели. Вытягивали руки далеко от себя, стараясь не прикоснуться к телу девушки. Филька нечаянно все-таки прикоснулся и, словно обжегшись, отскочил в сторону.
— Не получается… — прошептал Ленька и опустил руки.
— Ты ложись на траву… Может быть, так легче будет… — предложил Филька. — Ложись, — повторил он.
Девушка хотела что-то сказать… Видно, колебалась, потом опустилась на колени:
— А вы ничего не будете?..
— О-о!.. — кто-то из ребят застонал.
— Давай