Стены ущелья стали выше. Плоская вершина Аракинфа сейчас должна быть очень далеко, у них над головами слева. Со дна ущелья увидеть ее было невозможно. Ручей — он уже дорос до этого названия — журчал в своем русле, эхом отдаваясь от стен. Дно ущелья начало сужаться. Солнце клонилось к закату, и черная тень понемногу переползла на восточную стену и принялась карабкаться по ней вверх. Они шли по дну ручья, который теперь доходил им до лодыжек. Собаки прыгали с камня на камень, тяжело дышали и старались не отставать. Воздух стал прохладнее.
Они остановились, когда ущелье повернуло под неожиданным углом. Издалека им вообще показалось, что они зашли в тупик. Пелей и Акаст ушли вперед, посмотреть, что там дальше. Остальные сели и стали ждать разведчиков. Феникс и Нестор выбились из сил, неся Терсита по этому, куда более трудному для них маршруту; Тесей и Пирифой вернулись, чтобы помочь им. Ид и Линкей до сей поры так и не появились в поле зрения.
Вода в ручье поднялась еще выше.
Но среди тех, кто остался ждать у поворота: Евритион точит нож с коротким лезвием; Теламон стоит на страже возле оставленного Пелеем копья; Анкей сидит с ним рядом; Кеней лежит, подперевшись локтями обеих рук; Лаэрт сидит на корточках; Евритион лежит без сил; Кастор и Полидевк чертят линии на полоске мелкого гравия; Ясон что-то говорит Подаргу, а тот кивает в ответ; Адмет растянулся на нагретом солнцем валуне, раскинув руки вдоль невидимой оси, которая соединяет ничто с ничем, если только это не Мелеагр с Аталантой, оба одиночки, — а также среди тех, кто в авангарде и в тылу, никто не обратил на это внимания.
Вода обманчива по самой своей природе. Она просачивается между камнями и корнями, в каждую трещину, в каждую полость и принимает их форму. Она пропитывает их собой и ждет зимы, когда, став льдом, откалывает скальные выступы, и те обрушиваются с высоких горных склонов и несут с собой гром катящихся вниз валунов и смертоносный каменный дождь. А летом те же горы становятся причиной катастрофически обильных ливневых потоков, которые спекшаяся земля не в силах ни впитать, ни пропустить и которые собираются в неустойчивых временных водоемах, в обманчивых озерах с ненадежными берегами. Бесшумно, исподволь, без упреждения и срока едва просочившаяся влага начинает набухать каплями, потом течь тонкой струйкой, а потом — ровным и набухающим с каждой секундой потоком, который сносит все преграды и волочет обломки с собой. Даже камень плывет, когда его несет течением.
Аталанта смотрела, как крохотные, не больше оливковой косточки, кусочки камня сами собой укладываются под прозрачной водой в извилистые ложбинки и гребни. На дне ручья шла своя жизнь. Терсит и его помощники остановились чуть поодаль от основной группы охотников, чтобы перевести дыхание; Тесея и Пирифоя с ними не было. Она вспомнила об острых вершинах, которые видела с дальнего берега залива, и подумала о том решении, которое придется принимать, когда они доберутся туда. Потому что эта дорога наверняка выведет их в горы, где калека и бредящий на ходу брат Ида будут куда заметнее мешать им идти вперед, если вообще не вынудят остановиться. Она окинула взглядом неприступные стены ущелья, и ей стало не по себе.
Мужчины зевали и потягивались. По ущелью теперь тянул ветерок и плыли тени. Собаки Мелеагра что-то вынюхивали у самых его ног. Краем глаза она смотрела, как он потянулся, чтобы перевязать ремешки сандалий, переплетя их лесенкой. На руках набухли мышцы. Все прочие отныне будут играть подчиненные роли. Но только не она. И не Меланион. Она макнула в воду кончик большого пальца нош. Кожу кольнуло холодом. Зарычал и выругался Терсит, и она услышала его, несмотря на расстояние, — Нестор и Феникс снова взялись поднимать его на ноги; а потом далеко позади этой троицы показался наконец Линкей.
Ид, Тесей и Пирифой сомкнулись вокруг него так, что поначалу она вообще не могла взять в толк, чем они таким заняты. Они двигались неровными зигзагами, и складывалось впечатление, что все четверо едва стоят на ногах. Потом она разглядела, что они связаны между собой. Они привязали две веревки к запястьям Линкея, а еще одну набросили ему на шею. Рот у него был открыт, но звуков он не издавал — по крайней мере таких, которые могли бы долететь до Аталанты. Голова его дергалась вверх-вниз, он то и дело натягивал руками путы, но движения эти не были направленными и систематическими, они скорее выражали какую-то внутреннюю муку, чем были направлены против сопровождающих. И они волокли его за собой, как животное. Когда он запинался и падал, они рывком вздергивали его обратно на ноги и продолжали свой путь.
Пока она за ними наблюдала, вода опять коснулась ее ноги. Она посмотрела вниз. Ручей, который только что был кристально чист, замутился грязью. Когда это успело произойти? В нем появились раздельные, самостоятельные течения самого разного свойства, подкрашенные окислами и аргиллитом, и, пока она смотрела на их неспешные коллизии, цвет набухал, становясь все насыщеннее и краснее, так что мысли ее перекинулись на гаснущий факел солнца и как он опускается за неровную линию леса, щетиной вздыбившегося на загривке Эриманфа, или на его розовеющий утренний отзвук, звучащий над горой Килленой, яркие ядовитые ягоды и ржавого цвета лишайники, осенние листья в средней части склонов и пестрые шкуры лукавых оленей, цокающих сквозь листопад, почти неразличимых на общем фоне в своих собственных осенних цветах. Аркадский алый, аркадский бурый, аркадский красный.
Но здесь перед ней был тот красный цвет, который поджидал ее в самом конце каждой удачной охоты, когда ее рука взлетала и падала по четко выверенной дуге, в конечной точке которой находилась подрагивающая шея жертвы. Потом шла кровь. Ручьи Аркадии тоже потекли красным, когда ей в добычу достались Хюлей и Рек, так что некий человек, стоящий