Удар разразился неожиданно, в ту минуту, когда все совершенно забыли о заговорщиках и их подпольных кознях.
Все свои военные силы японцы сосредоточили теперь для осады Порт-Артура; из Сеула был также отозван гарнизон, постоянно находившийся там с тех пор, как обнаружилось существование враждебной партии.
На следующий же день после ухода японского гарнизона взорам всех представилось ужасное зрелище. У самого входа во дворец перед фигурами лежащих львов стоят две высокие мачты, выкрашенные в красный цвет, с развевающимся широким флагом на верхушках.
К каждой из этих мачт на высоте приблизительно двух метров от земли были привязаны два трупа. Один из них был уже старик, другой же человек в полном расцвете сил. Первый, одетый в роскошное одеяние, принадлежал, очевидно, к высшей аристократии, второй же был из простолюдинов.
Часовые ничего не видели и не слышали. Кругом не было никаких следов – их замело маленьким снежком, выпавшим за ночь.
Сейчас же забили тревогу и побежали известить о случившемся короля. Ли-Хун появился, дрожа всем телом и бледный как смерть.
Начали отвязывать трупы, но ноги, перерезанные веревками, упали с глухим шумом на снег; потом вывалились внутренности, которые поддерживала длинная тряпка… Никто больше не решался прикоснуться к этим ужасным останкам, разваливающимся на части.
– Снимайте, снимайте! – закричал король сдавленным голосом, не попадая зуб на зуб.
Два сердца, вырванные из двух грудей, были привязаны к мачте, и кинжал странной формы пронизывал их и клочок бумаги. Его подали королю, прочитавшему следующие ужасные слова: «Вот какая смерть ожидает всех иностранцев и врагов Китая».
Руки, как и ноги, были перерезаны и отвалились, едва к ним прикоснулись. Только головы были крепко прибиты к мачтам гвоздем, вбитым в рот.
Эти головы принадлежали лодочнику Тценгу, принявшему Фрикетту и Ли на свой сампан, и старому мандарину, привезшему их в Сеул.
Король поспешно вернулся во дворец, прошептав тихим голосом: «Я погиб… они меня убьют».
Он осмотрел окна, двери, пробежал по своим секретным покоям, и наконец упал на циновку, рыдая как дитя.
Старый миссионер, узнав от одного из своих верных друзей об ужасном происшествии, сейчас же побежал к Фрикетте и рассказал ей обо всем случившемся. И содрогнувшись при мысли, какой опасности подвергается молодая девушка, прибавил взволнованно:
– Положение дел очень, очень нехорошее!
– Что же мне делать?
– Немедленно уехать…
– Но каким образом?
– Возьмите паланкин в Чемульпо… вы будете там на следующий день…
– Конечно. Но откуда достать носильщиков?
– Я берусь добыть вам носильщиков и конвой.
– Благодарю вас от всего сердца.
– Я займусь этим делом немедленно.
Оба они вышли. Молодая девушка отправилась во дворец, чтобы проститься с королем и Ли. Но монарх в своем безумном ужасе не желал никого видеть. Он не велел пускать в свои частные апартаменты никого: ни своих приближенных, ни любимцев, ни даже членов своего семейства.
Фрикетта встретила Ли, окруженного его собственными телохранителями, набранными из мальчиков, из которых старшему не было еще четырнадцати лет, но вооруженными и одетыми как настоящие воины.
Маленький наследник престола умел произносить несколько слов по-французски, Фрикетта же знала немного по-китайски. И, мешая оба языка и сопровождая свои слова энергичными жестами, оба прекрасно понимали друг друга. Узнав, что его дорогая Фрикетта собирается покинуть Корею, бедный мальчик начал горько плакать. Его телохранители, видя его плачущим и стонущим, принялись тоже жалобно стонать и плакать.
После своего бегства Ли, благодаря укрепляющему образу жизни и гигиене, предписанной Фрикеттой, превратился в маленького китайца, чистенького, гладенького, толстенького, не особенно красивого, но представительного. Разумное питание, вода и мыло, растирания мягкой щеткой сделали чудеса. Поэтому все восхищались видом наследника престола и восхваляли молодую мандариншу, прибывшую с Запада. Напрасно старалась Фрикетта доказать ему, какой опасности она подвергалась, оставаясь здесь дольше. Он только кричал на все «нет», произнося его твердо, с ударением по-китайски.
– Нэт!.. Нэт!.. Нэт!..
– Убирайся ты со своим нэтом!..
– А я не хочу!..
– Да пойми же ты… не то мне будет здесь капут!..
Говоря это, она провела рукой как ножом по горлу.
Мальчик покачал головой в виде отрицания и воскликнул своим китайским голосом с режущими ухо ударениями:
– Нэт!.. Нэт!.. Фаликетте не будет капут!..
– А я говорю, что да… Эти ужасные тогакутосы наверное меня убьют. Понимаешь? Они ненавидят меня… нас всех… И как это отец Шарпантье, такой любитель плохих каламбуров, не догадался сказать, что наше положение «хуже худого».
Этот поток слов немного успокоил горесть Ли, а смех, сопровождавший ее шутку, окончательно его утешил.
Фрикетта обняла его и, сильно взволнованная, поцеловала.
– Голубчик, – сказала она со слезами на глазах, – не старайся меня удерживать. Видишь ли, мне необходимо уехать отсюда… Но мне очень жаль расставаться с тобой, ведь я тебя люблю от всего сердца… Мы, женщины, способны всем своим существом привязываться к тем, кто страдает, а ты был так несчастлив!.. В нашей нежности соединяется любовь старшей сестры к брату и матери к сыну… Я знаю, что и ты меня любишь, ты, у которого нет ни матери, ни сестры… Ты останешься самым лучшим, самым дорогим воспоминанием моего первого приключения. Прощай, голубчик!..
Мальчик, конечно, ничего не понял из всех этих слов, произнесенных вполголоса и очень быстро, с волнением, которое молодая девушка не старалась подавить. Но ласковый голос Фрикетты, ее поцелуи, объятия его немного успокоили. Он поцеловал ее в последний раз и вернулся к своим телохранителям, в то время как его подруга уходила, вытирая слезы.
Фрикетта вернулась к себе и быстро принялась за приготовления к отъезду, твердо решив уехать по-английски, избегнув новых сцен при прощаньи.
В три часа явился миссионер в сопровождении десяти, носильщиков, с двумя паланкинами, и пятнадцати солдат из числа самых надежных.
– Ну, пора в путь, дитя мое, – сказал он поспешно.
– Я готова, – отвечала Фрикетта, – и благодарю вас от всего сердца за…
– Не будем говорить об этом, – прервал ее старик, – счастлив, что могу оказать вам услугу.
– У вас два паланкина? – спросила Фрикетта.
– Я вас провожу до Чемульпо.
– Как вы добры!
– Не говорите так, прошу вас!.. Садитесь скорее, скорее… времени терять нельзя.
Оба уселись; носильщики подхватили паланкины, и маленький отряд направился беглым шагом к Южным воротам.
Фрикетта никогда не боялась явной опасности, но справедливо опасалась подпольных козней, смерти, угрожающей из-за угла. Поэтому понятно, что она облегченно вздохнула, когда паланкины приблизились к воротам.
– Слава Богу, я спасена, – воскликнула она радостно, думая, что теперь никто больше не может помешать ей.
Бедная Фрикетта! Далеко от чаши до уст, от ворот до дороги!
Кортеж остановился. Скороход, шедший впереди, объявил, что ворота заперты по приказанию короля, и дежурный офицер ни за что не соглашается отворить их.
Миссионер вышел из своего паланкина и вступил в разговоры; Фрикетта в отчаянии присоединилась к его просьбам.