2 страница
тем, как старшие дети выходят из автобуса. Они шли с опущенными головами, касаясь руками высокой травы, когда пересекали заросшую канаву, и Эммалайн поняла, что все в курсе произошедшего. Холлис, который жил с ними с раннего детства, Сноу, Джозетт, Уиллард. Иметь такое необычное имя, как Уиллард, и не получить прозвища в резервации было невозможно. Так что Уиллард был Кучи[6]. Младший ее сын, Лароуз, ринулся им навстречу. Он был ровесником мальчика Нолы. Они с сестрой забеременели в одно и то же время, но Эммалайн после родов положили в больницу Индейской службы здравоохранения[7]. Прошло три месяца, прежде чем она увидела малыша Нолы. Оба мальчика, двоюродные братья, часто играли вместе. Эммалайн сделала сэндвичи, разогрела мясной бульон.

— Что теперь будет? — спросила Сноу, спокойно глядя на мать.

Глаза Эммалайн снова наполнились слезами. Ее лоб покраснел: молясь, она клала земные поклоны и при этом сильно билась головой о пол. Бедняжка источала страх — он словно сочился из нее.

— Не знаю, — ответила она. — Пойду в племенную полицию и побуду рядом с вашим отцом. Это было такое…

Эммалайн собиралась произнести «ужасное несчастье», но вместо этого лишь прижала руки ко рту. Слезы вновь покатились по щекам, капая на воротник. Что еще можно было сказать о случившемся? Ничего. И Эммалайн не знала, как дальше жить ей, или Ландро, или кому-то другому, а в особенности Ноле.


Минута текла за минутой, пока наконец не прошел день, а потом и второй. Приехал Зак. Он сел на диван и провел рукой по косматым волосам.

— Приглядывай за мужем, — посоветовал он. — За ним надо присматривать, Эммалайн.

На миг ей показалось, будто он хотел сказать, что Ландро может покончить с собой. Она покачала головой. Ландро был предан семье, а о своих пациентах заботился так трепетно, что это напоминало одержимость. Он работал помощником физиотерапевта, пройдя обучение на техника диализа, а также прошел подготовку и сертификацию в больнице Индейской службы здравоохранения как ассистент в области персонального ухода[8]. Эммалайн стала обзванивать подопечных Ландро. Начала с Отти и его жены Бап. Когда она позвонила милому старичку по имени Аван, безнадежно больному, и сообщила его дочери, что Ландро не придет, та сказала, что отпросится с работы и станет ухаживать за отцом, пока Ландро вновь не приступит к своим обязанностям. Ее отец любил играть с ним в карты. Однако в усталом голосе дочери прозвучали нотки, показывающие, что она не удивлена. Может быть, у Эммалайн начиналось нечто вроде паранойи — нервы были на взводе, — но ее поразило, что дочь Авана замялась, а потом сказала почти то же самое, что и Зак: «За ним надо присматривать». Дело в том, что они любят Ландро, говорила себе Эммалайн, но позже поняла, что это лишь часть правды.

Расследование было коротким — прошло всего несколько бессонных ночей перед тем, как Ландро освободили. Зак взял ключ у Эммалайн и положил ружье в багажник ее машины. После того как Ландро вышел из полицейского участка, Эммалайн пошла с ним прямо к священнику.

Отец Трэвис Возняк взял их за руки и стал молиться. Он не думал, что найдет слова, но те пришли. Конечно, пришли. «Его цели непознаваемы, Его пути неисповедимы». За плечами священника было слишком много лет испытаний, которые начались прежде, чем он посвятил себя Богу. Отец Трэвис служил морским пехотинцем. Впрочем, он продолжал им быть. Батальон 1/8 морской пехоты[9]. Священник выжил при взрыве бейрутских казарм в Ливане в 1983 году[10]. Многочисленные рубцы окружали его шею, извиваясь петлями над воротником и, конечно, уходя в глубь плоти.

Он закрыл глаза, сжал крепче их руки. У него кружилась голова. Ему опротивело молиться о жертвах автомобильных аварий, надоело добавлять «не забывайте пристегивать ремни безопасности» в конце каждой проповеди, он устал от столь большого количества ранних смертей. Голова закружилась сильней, и он приготовился к тому, что упадет на пол. Теперь, как, впрочем, всегда, он спрашивал себя, можно ли так притворяться перед людьми, которых любит. Он постарался успокоиться. «Плачь с теми, кто плачет». Слезы текли по щекам Эммалайн и Ландро. Говоря, они нетерпеливо смахивали их с лица. Им требовались полотенца. У отца Трэвиса они водились, и тканевые, и бумажные. Он оторвал от рулона два белых квадрата. Два дня назад он сделал в точности то же для Питера. Ноле, чьи глаза, горящие ненавистью, оставались сухими, это не понадобилось.

— Что нам делать? — спросила Эммалайн. — Как все пойдет дальше?

Ландро, прикрыв глаза, принялся бормотать слова молитвы, перебирая четки. Эммалайн взглянула на него, но взяла еще одни четки у отца Трэвиса и принялась делать то же самое. Отец Трэвис не плакал, но его глаза были слегка розоватыми, а веки бледно-лиловыми. Он тоже держал четки. Его руки были сильными и мозолистыми, потому что он ворочал камни, занимался земляными работами и рубил дрова — это его успокаивало. Вот и теперь позади церкви высилась большая поленница. В свои сорок шесть он оставался крепким мужчиной, но его взгляд становился все печальнее. Он преподавал боевые искусства и готовил будущих морских пехотинцев, занимаясь с подростками из «Божьего отряда». Или упражнялся в одиночку. За его столом виднелись аккуратно разложенные гантели, а за занавеской на хорах стоял верстак. После того как они закончили, Ландро молча присел. Отец Трэвис прошел вместе с Ландро через все: через проблемные времена в школе-интернате, через Кувейт, через темный период пьянства, через исцеление у индейских знахарей. И вот, наконец, это. За годы, проведенные в резервации, отец Трэвис не раз видел, как люди стараются сделать как лучше, но все равно получается только хуже. Ландро протянул руку и взял священника за локоть. Эммалайн держалась за мужа. Вместе они прошептали по новому кругу молитвы «Аве Мария»[11], и повторяющийся ритм их успокоил. Последовала пауза. Перед тем как они ушли, отцу Трэвису показалось, что его хотят о чем-то спросить.

Ландро и Эммалайн пришли в церковь на заупокойную службу, сели на задней скамье, а потом потихоньку вышли через боковую дверь до того, как маленький белый гробик понесли по проходу.

Эммалайн внешне напоминала ветвистое дерево, прекрасное в своей угловатости. Локти торчали, как сучья, а узловатые колени походили на выступающие корни. У нее был слегка крючковатый нос и яркие темно-зеленые волчьи глаза, которые унаследовала ее дочь Джозетт. У Сноу, Кучи и Лароуза глаза были как у отца — теплые, карие. Белая кожа светловолосой Эммалайн быстро покрывалась загаром. Ее муж, куда более темный, передал детям приятную смуглоту, так что те напоминали пшеничный хлеб, подрумяненный на огне. Эммалайн была самозабвенно предана