Арман отнес коньки домой, а когда зашел в свой кабинет, увидел записку с сообщением, принятым по телефону Даниелем. Из своего зимнего шале в Мон-Трамблане звонила старший суперинтендант Sûreté du Québec.
Гамаш ответил на звонок и с удивлением выслушал старшего суперинтенданта.
– Лекция? Статистика? – переспросил он. В окно он видел, как его семейство идет по деревенскому лугу в маленький, облицованный плитняком коттедж Клары. – А администрация кампуса своими силами не может с этим справиться?
– Вы знаете эту Эбигейл Робинсон? – спросила начальница.
Имя Гамаш слышал, но в связи с чем – вспомнить не мог.
– Имею весьма смутное представление о ней.
– Вам, пожалуй, надо разузнать про нее в Сети. Мне правда, Арман, очень жаль. Университет неподалеку от вас, а лекция продлится всего один час. Я бы вам не позвонила, если бы думала, что там все пройдет гладко. Да, и есть еще кое-что.
– Oui?
– Они просили, чтобы именно вы взяли это на себя.
– Они?
– Ну кое-кто в университете. Насколько я понимаю, у вас там есть друг.
«Какой еще друг?» – подумал Гамаш, пытаясь понять, кто бы это мог быть. Некоторых профессоров он знал.
Он принял душ, переоделся, набросал записку Рейн-Мари и отправился в путь – университет находился в нескольких километрах от Трех Сосен, и там его ждал смотритель.
Место проведения лекции, до того как построили новый спортивный комплекс, представляло собой спортивный зал Université de l’Estrie. И теперь университет сдавал его в аренду. Там проходили различные общественные мероприятия: благотворительные балы, встречи выпускников, слеты. Арман и Рейн-Мари ездили туда в конце лета на торжественный обед. То было первое разрешенное после официального объявления об окончании пандемии собрание, цель которого состояла в сборе средств для организации «Врачи без границ», одной из многих, испытавших финансовые трудности из-за резкого падения пожертвований во время кризиса.
С тех пор прошло несколько месяцев.
Арман потопал ногами, сбивая снег с обуви, и представился смотрителю месье Вио. Они стояли в середине большого зала, и под ногами еще можно было разглядеть выцветший и вытоптанный круг, обозначавший центр баскетбольной площадки. В воздухе все еще висел безошибочно узнаваемый едкий запах пота, избавиться от которого было невозможно даже по прошествии нескольких лет, хотя юнцы, оставившие его, давно уже, вероятно, стали отцами и забыли о своих спортивных увлечениях.
Напротив входных дверей в дальнем конце прямоугольного помещения имелась сцена, по боковой стене с одной стороны шел ряд окон.
– Вы знаете вместимость зала? – Голос Гамаша эхом отдавался от стен просторного пустого помещения.
– Не знаю. У нас не было возможности посчитать. Зал никогда не заполнялся до отказа.
– И пожарный департамент не давал вам цифру наполняемости?
– Вы имеете в виду добровольную пожарную охрану? Нет, такой цифры нам не давали.
– А спросить вы можете?
– Конечно. Но ответ знаю. Я старший по пожарной безопасности. Слушайте, я могу вам сказать, что здание отвечает всем требованиям. Тревожная сигнализация, огнетушители, запасные выходы – все это есть, оборудование в рабочем состоянии.
Гамаш улыбнулся и прикоснулся пальцами к предплечью собеседника:
– Я вас не критикую. Извините, что задаю эти вопросы и порчу вам праздничные дни.
Смотритель облегченно вздохнул:
– У меня такое подозрение, что и у вас сегодня были другие планы.
Что правда, то правда. Подъехав к бывшему спортивному залу, Арман некоторое время сидел в машине, просматривая сообщения. Рейн-Мари прислала фотографию с ланча у Клары. На фото была их дочка Анни с малюткой Идолой в костюмчике с оленьими рожками.
Он улыбнулся и легонько прикоснулся к личику Идолы пальцем. Потом убрал телефон и вошел в здание.
Чем быстрее он начнет осмотр, тем быстрее вернется домой. Может, ему оставят кусочек-другой пирога.
– Понятия не имею, почему университет согласился на эту заявку, – сказал смотритель и повел старшего инспектора осматривать здание. – За два дня до Нового года. И все в последнюю минуту. Вы только представьте: я получил электронное письмо с извещением только вчера вечером. Что за долбаная бесцеремонность, прошу прощения за мой французский! И кто вообще эта дама? Никогда про нее не слышал. Она певица? Им понадобится один микрофон или больше? Мне ничего не сказали.
– Она приглашенный лектор. Говорить будет по-английски. Достаточно трибуны и микрофона.
Месье Вио остановился и уставился на Гамаша:
– Лекция? На английском? У меня отняли день катания на лыжах с семьей, потому что кому-то хочется поговорить? – Его голос с каждым словом поднимался все выше. – Вы шутите?
– К сожалению, нет.
– Господи Исусе, – проговорил смотритель. – Неужели она не могла снять какой-нибудь уличный туалет? И почему здесь вы? Полицейский начальник? О чем она будет говорить?
– О статистике.
– Да бога ради, сюда же никто не придет. Пустая трата времени.
Гамаш поднялся на сцену и оглядел зал.
Он был согласен со смотрителем. Его удивит, если сюда явятся хотя бы пять десятков слушателей. Но Арман Гамаш был человеком осторожным. И осторожности его научили тридцать лет службы в полиции, на протяжении которых он не раз видел тела тех, кто перед смертью успел удивиться.
– Я подготовлю перегородки, старший инспектор, – сказал месье Вио.
Они спустились со сцены и направились к выходу, где мороз, позарившись на дверные ручки, инкрустировал их серебром.
– У вас, случайно, нет чертежей здания?
– В моем кабинете.
Вио вернулся с несколькими рулонами бумаги, вручил их Гамашу и теперь, перед тем как запереть двери и уйти, исподтишка бросал на полицейского изучающие взгляды.
Когда Гамаш позвонил, чтобы договориться о встрече, Вио, конечно, сразу вспомнил его имя. Узнал он Гамаша и в лицо, когда тот приехал. Странно было встретиться с человеком, который и во время пандемии, и раньше часто появлялся на экране телевизора. Хотя месье Вио слышал, что глава отдела по расследованию убийств живет где-то поблизости, их пути никогда не пересекались.
А теперь перед ним стоял крупный мужчина ростом чуть более шести футов. Несмотря на объемистую куртку, было очевидно, что Гамаш крепко сложен, но отнюдь не грузен. По возрасту он, вероятно, приближался к шестидесяти. Седые волосы вились на висках. И конечно, на виске виднелся глубокий шрам – по нему Гамаша можно было узнать безошибочно.
Еще смотритель отметил, что морщины не столько бороздят лицо полицейского, сколько размечают его. И Вио мог догадаться о происхождении этой разметки.
Они вышли на улицу, и, хотя знали о сегодняшнем трескучем морозе, от холода у них перехватило дыхание. Холод обжег их лица, выжал слезы из глаз. Снег скрипел под ногами, когда смотритель провожал Гамаша до машины.
– И все-таки по какой причине вас направили сюда? – спросил Вио.
Гамаш прищурился на солнце. Сугробы отражали столько солнечных лучей, что в их сиянии он почти не различал своего спутника.
– Именно этот вопрос я и задал моему начальству, – с улыбкой ответил Гамаш. – Если откровенно, месье Вио, то я не знаю.
Но тогда Арман Гамаш еще