оставалось меньше двух месяцев, чтобы смонтировать все заново и создать наш фактуал. Невозможно?

Еще чего.

Первого декабря того же года «Команда роуди» пошла в эфир. То был настоящий триумф: рейтинг зашкаливал.

О нас вдруг заговорили все. Профессор Кэлхун сфотографировался вместе с нами в тот момент, когда вручал нам нечто напоминающее мерзостный кошмар, порожденный фантазией Дали; на самом деле то был приз, который вручался выдающимся студентам. Подчеркиваю: выдающимся. В блогах только и было разговоров что о «Команде роуди», в печати речь только и шла о «Команде роуди». На MTV устроили специальный показ: фильм представил Оззи Осборн, который, к великому неудовольствию Майка, не слопал ни одной летучей мыши.

Но не весь наш путь был усыпан розами.

Мэдди Грейди из «Нью-Йоркера» изрубила нас в мелкие кусочки плохо отточенным топором. Над этой статьей в пятьдесят тысяч слов я несколько месяцев ломал голову. GQ[12] нас выставил женоненавистниками. «Лайф» — мизантропами. Согласно «Вог», мы воплощали в себе отмщение поколения Икс. Все это нас уязвляло поистине смертельно.

Иные «ботаники» из Сети забросали нас исследованиями нашей работы настолько многословными и педантичными, что куда там Британской энциклопедии.

В Интернете, колыбели виртуальной демократии для мудаков, начали распространяться слухи смехотворные, но настораживающие. Хорошо осведомленные люди уверяли, будто мы с Майком сидим на героине, спидболе, кокаине, амфетамине. Роуди нас рисовали яркими красками, приписывая нам все возможные сто грехов Содома и еще сто первый. Во время съемок один из нас скончался. («Майк, тут говорят, будто ты скончался». — «Кто сказал, что „один из двоих“ — это я?» — «Ты смотрел на себя в зеркало, компаньон?»)

Но больше всего мне понравилось вот что: мы обрюхатили групи по имени Пэм (вы заметили — всех групи всегда зовут Пэм) и вызвали у нее выкидыш с помощью сатанинского ритуала, которому научил нас Джимми Пейдж[13].

В марте следующего, 2004 года мистер Смит подписал с нами контракт на второй сезон «Команды роуди». Весь мир был у нас в кармане. Потом, незадолго до того, как ехать на съемки, произошло нечто, изумившее всех, в первую очередь меня самого.

Я влюбился.

4

Странное дело, но все случилось благодаря «Зовите-меня-Джерри» Кэлхуну. Он устроил специальный показ первой серии «Команды роуди» для своих студентов с неизбежным обсуждением после просмотра. «Обсуждение» отдавало засадой, но Майк (он, видимо, надеялся отомстить нашему бывшему преподавателю, да и целому миру заодно) настоял на том, чтобы принять вызов, а я пошел ему навстречу, как всегда, когда Майк втемяшивал что-то себе в башку.

Девушка, пробившая брешь в моем сердце, сидела в третьем ряду, наполовину скрытая за спиной какого-то типа весом в сто пятьдесят килограммов и со взглядом, как у Марка Чепмена[14] (поклонник блогосферы, сразу подумал я), в устрашающей тринадцатой аудитории Кэлхуна, той самой, которую студенты Нью-Йоркской академии киноискусства окрестили «Бойцовским клубом».

После показа толстяк первым пожелал высказаться. Вся его тридцатипятиминутная речь свелась к следующему: «Здесь дерьмо, и там дерьмо, и во всем дерьмовом городе нет ничего, кроме дерьма!» Потом, довольный, он отер слюни и уселся, скрестив руки на груди, с выражением вызова на лице, которое снова стало походить на плохо пропеченную пиццу.

Я уже готов был излить на него длинный (длиннющий) ряд далеко не корректных соображений относительно жирдяев-всезнаек, когда произошло невероятное.

Белокурая девушка подняла руку, и Кэлхун, с облегчением вздохнув, предоставил ей слово. Она встала (на редкость грациозно) и проговорила с очень сильным немецким акцентом:

— Как будет правильно сказать «Neid»?

Я расхохотался, мысленно поблагодарив мамочку, дорогую мутти, за то, что она так упорно учила меня своему родному языку. То, как я часами терзал себе нёбо, произнося согласные, с силой выдыхал гласные и раскатывал «р» так, будто во рту у меня вентилятор, внезапно предстало совершенно в ином свете.

— Mein liebes Frӓulein, — выдал я, наслаждаясь тем, как глаза ошарашенных слушателей, включая толстяка, вылезали из орбит, чуть ли не хлопая, как пробки шампанского на Новый год, — Sie sollten nicht fragen, wie wir «Neid» sagen, sondern wie wir «Idiot» sagen.

Любезная фрейлейн, вам незачем спрашивать, как правильно сказать «зависть», спросите лучше, как правильно сказать «идиот».

Ее звали Аннелизе.

Ей было девятнадцать лет, она провела в Соединенных Штатах немного больше месяца, на стажировке. Аннелизе не была ни немкой, ни австрийкой, ни даже швейцаркой. Она происходила из крохотной провинции на севере Италии, где большинство населения говорит по-немецки. Альто-Адидже, или Южный Тироль — вот название того странного места.

В ночь перед отъездом на гастроли мы занимались любовью, а на заднем плане звучала песня Спрингстина «Небраска», и это хоть немного примиряло меня с Боссом. Утро было тяжело пережить. Я думал, что больше никогда ее не увижу. Ничуть не бывало. Милая моя Аннелизе, рожденная среди Альпийских гор за восемь тысяч километров от Большого Яблока, поменяла стажировку на мастер-класс. Знаю, это отдает безумием, но можете мне поверить. Она меня любила так же, как и я ее. В 2007 году, когда мы с Майком готовились снимать третий (и, как мы друг другу поклялись, последний) сезон «Команды роуди», в одном ресторанчике, более всего напоминающем «Адскую кухню», я попросил Аннелизе выйти за меня замуж. Она согласилась с таким восторгом, что я, роняя свою мужественность, чуть не прослезился.

Чего мне было еще желать?

Того, что случилось в 2008-м.

Ибо в 2008-м, пока мы с Майком, выбившись из сил, взяли тайм-аут после выхода в эфир третьего сезона нашего fuck-туала, одним погожим майским днем, в Нью-Джерси, в клинике, утопающей в зелени, родилась Клара, моя дочь. А значит: пахучие горы памперсов, детское питание на одежде, на стенах, но главное — долгие часы, в которые мы наблюдали, как Клара учится познавать мир. И как забыть визиты Майка с очередной невестой (девицы эти держались от двух до четырех недель, рекордное время — полтора месяца, то была Мисс Июль), когда он всеми силами пытался научить мою дочь называть его по имени, еще до того, как Клара смогла произнести слово «папа»?

Летом 2009 года я познакомился с родителями Аннелизе, Вернером и Гертой Майр. Мы не знали, что «утомление», которым Герта объясняла головокружения и бледность, на самом деле представляло собой метастазы на последней стадии. Она умерла через несколько месяцев, в конце года. Аннелизе не захотела, чтобы я ехал с ней на похороны.

Годы 2010-й и 2011-й были прекрасными и обескураживающими. Прекрасными: Клара лазает повсюду, Клара спрашивает: «Что это такое?» — на трех языках (третьему, итальянскому, Аннелизе учила и меня, и я делал успехи, находя учительницу весьма сексуальной). Клара, попросту говоря, растет. Обескураживающими? Еще бы. Ведь, представив мистеру Смиту порядка ста тысяч