Чудо-чадо и чудовище

– Дядя, ты чудовище? Вопрос пятилетней девочки полетел мимо меня за столик позади. С замершим сердцем оборачиваюсь посмотреть на того, кого моя дочь окрестила чудовищем. За соседним столиком обедает мужчина лет тридцати. Сидит ко мне боком, поэтому виден только его профиль. Мужчина поперхнулся, закашлял в кулак. Дочь тут же спрыгнула со стульчика, подбежала к незнакомцу и заботливо похлопала его по спине, участливо заглядывая в глаза. Вряд ли ее легкие шлепки помогли ему, но кашлять он перестал. Уставился на Маринку мокрыми от кашля глазами. – Почему это я чудовище? – Ты на себя в зеркало смотрел? – Кхм. Смотрел. – Страшно было?

ФрагментЯ, смутившись и густо покраснев от стыда за Маринку, пожимаю плечами. С моей дочерью бесполезно разговаривать о тактичности. Проще не мешать, чем отвечать на миллиарды вопросов почему нельзя задавать людям провокационные, местами ранящие их вопросы. А Маринкины вопросы в данный момент могли ударить по больному – все-таки шрамы жуткие и вряд ли этот мужчина чувствует себя комфортно, нося их на себе. Может, он не приступы хохота прятал в кулак, а плача? Шрамы действительно портят лицо нашего соседа. Пугают. В первое мгновение хочется убежать от него и забыть. Я думаю, этот мужчина и сам знает, какой производит эффект на окружающих, когда посещает людные места. Обедает вон стейком и салатом, игнорируя косые взгляды и шепотки других посетителей. Привык, наверное. С другой стороны, не сидеть же дома один на один со своим отражением, чтобы не травмировать чужую психику?