Рядом с ней сидел большой черный паук и внимательно смотрел холодными белесыми глазами с острыми вертикальными зрачками.
Ирма вскрикнула и дернулась – ремень безопасности удерживал ее в глубине не самого комфортабельного автокресла, а мимо плыла сияющая ночными огнями Москва.
Затрезвонил айфон. Незнакомый номер…
Знакомый голос.
Алина кричала в трубку, задыхаясь:
– Мама, мам, пожалуйста, приедь обратно, пожалуйста, вытащи меня отсюда! Дядя Вася Ларионов дал позвонить, на минуточку, мам! Как вы уехали, мне сюда сразу двух теток подселили, цыганок страшных, мама, они докапываются ко мне, помоги, я не хочу тут быть, не хочу-у-у-у, мама! Меня заперли-заперли-заперли…
Гудки; Ирма похолодевшей рукой стиснула стеклянное тельце телефона.
– Ого, – сказала Наталья Петровна, прекрасно расслышавшая заполошные крики Алины. – Так у нас еще не вечер, получается. Разворачиваюсь. Только не рыдать и не падать в обморок. И не такие учреждения брали.
Пока Наталья Петровна искала место для маневра, Ирма дрожащими руками гоняла список записной книжки.
С каждым звонком было все хуже: король двергов не брал трубку, а телефон адвоката вовсе был выключен, начальник ее собственной службы безопасности что-то беспомощно мямлил об отсутствии опыта работы с уголовными делами…
* * *Ирма, стискивая айфон, кусала губы. Кому позвонить? Оставался еще один вариант. Крайний. Последний.
Ноготь с акриловым типсом с ненавистью ткнул в экран.
– Че, мать, че? – послышался торопливый сиплый говорок. Вася-Брови. – Доброго тебе здоровичька, на! Мать, матушка, благодетельница! – раболепно задышал Вася. – Как дела твои, все чики-пуки? А может, обидел кто? Ты только скажи, всех ушатаем!
– Вася, – дрогнувшим голосом сказала Ирма. – Моя дочь в тюрьме.
– Опа-на! – Голос Васи прозвучал радостно, даже гордо. – По серьезке малолеточка! Мокруха? – В вопросе была явная надежда.
– Вася. Нет, не в тюрьме, я неправильно выразилась… Алина в полиции…
– В изоляторе временного содержания, – со знанием дела произнесла Наталья Петровна, открывая окно. Прикурила и прицельно выдохнула дым в ночь.
– Помоги мне, Вася… К ней в камеру посадили каких-то уголовниц! Этот следователь, он сделал все назло, мы просили, просили!..
Ирма до боли закусила губу, чтобы не разрыдаться, слабо и позорно.
– Из ментовки дочку выкрасть? Ох, матушка… не вели казнить, этого не могу, на, пардону просим, чо…
– Ну я не знаю, Вася… подселить к ней в камеру кого-то… своего. Чтобы защитил. Меня… мне… кажется, меня некому больше защищать…
И она все-таки заплакала – беззвучно, неслышно. Вася еще говорил, что ему некого направить на помощь Алинке, он вроде как законник, а законникам никаких женщин не полагается, да и кругом одни шкуры, а надежную бабу найти непросто…
– Дайте уже ему отбой, этому шантрапе, он и так узнал слишком много, – заговорила Наталья Петровна, выдыхая пряную дымную струю. И продолжила после мхатовской паузы: – Мой папа, Ирмочка, был известным профессором-математиком. У нас имелась дача в трех часах езды от Москвы. Недалеко от дачи был колхоз, а в нем пастух – совершенно очаровательный и глубоко пьющий мужчина по имени Владимир.
Ирма опешила, замерла, царапнув стекло айфона.
– Позже сам профессор Успенский поражался многообразию лексических форм обсценной[1] лексики, которые я почерпнула во время конных прогулок на летних каникулах. Я вступлюсь за Алину. Не волнуйтесь, деточка. Мы не пропадем.
Ирма на секунду замерла… и с шумом втянула воздух через нос.
Все складывалось очень, очень странно.
… – Что у вас? – неприветливо встретил женщин дежурный. – Ограбление? Заявление написать?
– Уважаемый, – вкрадчиво сказала Наталья Петровна тоном пантеры Багиры из мультика про Маугли, – не могли бы вы оказать нам невероятную любезность и выслушать нас?
– Поговорить пришли? – нелюбезно выговорил полицейский. Явившиеся тетки с виду выглядели прилично, на одной была дорогущая одежда и в руке айфон стоимостью в два месячных оклада дежурного; вторая оказалась старухой с явной чудиной – из тех, что ходят по московским паркам в любое время года без лыж, но с палками.
– Наталья Петровна, – тихо сказала Ирма. – Я не знаю, что делать…
– Сядьте, деточка, – глубоким голосом сказала писательница, указав на одинокий стул у кулера. – Попейте воды.
Она достала эмалевый портсигар, на глазах оторопевшего полицейского со вкусом выбрала сигариллу, приладила ее в алых устах и высекла флаг пламени из байкерской бензиновой зажигалки.
– Женщина… – оторопело выдохнул дежурный; от шока он даже встал из-за пульта и пошел навстречу странным особам. – Вы что… тут нельзя… совсем уже!..
Спасибо за заботу. Я перебарщиваю с куревом, да. Но такая уж выдалась ночь, мой милый. Если говорить кратко, – Наталья Петровна выдохнула струю ароматного вишневого дыма и в довершение сделала колечко, – я хочу к вам в изолятор, юноша. Я. Хочу. Вы как предпочитаете, чтобы я дала вам взятку, свое удостоверение члена Союза писателей или попросту в нос?
– Откуда вы только взялись на мою голову, а? Вам зачем в камеру? Зачем вам? Все закрыто! Все ушли!
– Я писатель, – сказала Наталья Петровна, распахивая кошелек. В кошельке были бумажки приятного персикового цвета. Много. Наталья Петровна демонстративно уронила на пол две… три.
– Надо протокол же оформлять, задержание и так далее, – застонал полицейский, косясь на валяющиеся на полу денежки. – Писатель… с ума сойти. Спасибо, что не журналист…
Ирма молча глотала воду, ее потряхивало.
– В нос. – Наталья Петровна шагнула к молодому высоченному парню так решительно, что тот попятился. – Ирма, детка, вызывай себе такси, – добавила она уже гораздо более мирно. – Через десять минут я буду в камере. Мы все же договоримся. Не так, так эдак…
– Десять минут? – растерянно промямлила Ирма.
– Десять минут? – ошарашенно выдохнул сотрудник.
– Долго ли умеючи, да, юноша? – Наталья Петровна наступала. – Вот и Симочка так говорит… а пастух Владимир, помнится, по подобному поводу говаривал…
Ирма сжала виски руками и выбежала из отделения полиции. Ей в спину неслись залихватские матюки большого петровского загиба, произносимые хорошо поставленным дамским голосом.
Спустя не десять, а тридцать минут, в течение которых Ирма чуть успокоилась, дождалась такси и села в затертую временем и пассажирами иномарку с неприятным запахом салона, пробудился айфон. За это время женщина успела вспомнить про своего одноклассника, ныне полковника ФСБ Орлова и еще пару влиятельных лиц, назвать себя тупой коровой и уличить в развитии склероза, уверенно идущего на смену девичьей памяти.
– Я на месте, – вальяжно выговорила Наталья Петровна.
– Как вы… как вы пронесли телефон?
– Потом расскажу, детка. Мы с Алиной отлично досидим до утра, но мне придется