старались не таращиться и бросали взгляды исподтишка. Еще бы, парочка синто, за брата и сестру нас никто бы не принял. Мы совершенно не похожи друг на друга — я, Ара-Лин Викен-Синоби, и мой брат Ронан Викен-Алани. Мой любимый брат, старший на три месяца, такое не редкость, а скорее в порядке вещей. У нас один отец, и мы принадлежим к его роду, о чем говорит первая фамилия. Необычно то, что мы оба естественнорожденные. Я копия отца, что для девушки не такое уж счастье. У меня длинные темно-русые волосы красивого сероватого оттенка, которые тут, на Тропезе, почему-то называют мышиными, белая кожа, узкое незапоминающееся лицо: тонкие, но красиво очерченные губы, обычный, не привлекающий внимания нос и серые переменчивые, как небо, глаза. Глаза — это единственное, что у нас с братом одинаковое. Он пошел в свою красавицу мать — смуглая кожа, наследие негроидных предков, каштановые вьющиеся волосы, четко очерченное, как бы высеченное из камня лицо и мягкие чувственные губы, копия маминых. Взгляды, которые на нас бросали, доставались в основном ему. Если мне пришлось обучаться быть красивой, то его учили быть незаметным. Но сейчас ни я, ни он ничего из себя не изображали, а просто болтали. Мы давно не виделись, я без малого семнадцать месяцев учусь в Тропезском космолетном военном училище. Поступила в шестнадцать, мне разрешили сдавать вступительные экзамены только потому, что они платные, поступил или нет, плату не вернут. Другим абитуриентам было по двадцать, и они были лучшими из лучших среди молодежи Тропеза. Каков же был их шок, когда мелкая, в прямом и переносном смысле, синто сдала вступительные с наивысшим баллом. Меня, иностранку, брать не хотели — военное государственное училище, как-никак; но отец нажал на какие-то свои рычаги, подергал за ниточки, у него это хорошо получается, и меня взяли. Скривились, заломили цену за обучение, но взяли; при этом папа перестраховался, и в случае моей смерти или постоянной недееспособности Тропезу грозили серьезные неприятности, вплоть до экономических санкций. А теперь представьте отношение ко мне со стороны учителей и курсантов. Управы на меня не было, я могла делать все, что считала нужным, — спецконтракт позволял. А я считала нужным вылезать из учебного кресла только для того, чтобы выполнить необходимый минимум физнагрузки. Через девять месяцев я сдала все экзамены по теории, этому как-то уже никто особо не удивился, и приступила к летной практике с выпускным курсом. У меня сложилась репутация гения-психа, вернее, я ее тщательно составила. Приятелей среди курсантов у меня, естественно, не было, за исключением одной девчонки, которая решила меня опекать. Я вызывала у нее странную жалость, она почему-то считала, что я несчастна и многое теряю в жизни. Глупенькая, типичная тропезка, с ворохом человеколюбивой чуши в голове, иногда она меня смешила, иногда раздражала, но в тренировочных боях, если нас ставили в пару, мы разносили всех. И пилот, и боец из нее получился отличный.

С тех пор как умерла моя мать, я решила, что хочу все знать о космических кораблях, и посвящала этой теме все свое свободное время с одиннадцати лет. В двенадцать у меня уже был учебный план Тропезского училища; собственно, этой длительной подготовкой и объясняются мои успехи в учебе, ну и, наверное, еще тем, что я аристократ-синто, а значит, на две головы выше тех же тропезцев, и это не спесь, это данность. Каждые два месяца я виделась с братом. Помимо того, что приятно повидаться с родным человеком, встречи носили и практический характер — я отдавала инфокрис с материалом об обучении и взамен получала чистый. Когда я узнала, сколько стоит обучение, меня зло взяло, и я решила — а почему нет… Дело в том, что мы, синто, часто носим особое украшение на шее, а в официальных случаях или за пределами планеты — всегда. Мы называем его «душа», а иностранцы — ошейник. Это широкая плотная лента, на которую надевается камень в оправе, по виду оправы и камня можно судить о положении рода; это своеобразная метка, чтобы все знали, как к тебе относиться. Так вот, за прозрачным камнем — микрокамера, в оправе — инфонакопитель. Система настолько стара и несовершенна, что не ловится никакими датчиками, она просто не фонит ни в одном излучении. Минус в том, что съемки хватает лишь на несколько часов, а потом инфонакопитель надо очищать. Я приловчилась делать это каждый день и с помощью адаптера сбрасывать на кристалл, а кристалл обменивать у брата. Ронан же передавал информацию в род Синоби. Перед отъездом я договорилась с дедушкой Синоби, который, кстати, помог мне с учебным планом, что буду передавать ему все, что смогу. Его особенно интересовали конструкции кораблей и сами полеты. Цену не назначали, я оставила это на его усмотрение, все равно род Синоби намного сильнее Викен, и оказать им услугу — честь. Но дедушка был щедр, и наш семейный счет пополнился на сумму, равную половине платы за обучение.

Кристаллами мы, как правило, обменивались при приветственном объятии и после мирно болтали. Но сегодня болтовня не клеилась, братец был серьезнее обычного и не спешил говорить о главном. Мы уже поели, нам подали травяной настой, и я не выдержала:

— Ронан, кончай тянуть кота за хвост!

Он усмехнулся, потому что анахронизмов и пословиц я нахваталась от него, он вообще знал и любил историю, в том числе историю Расселения, и особенно историю дополетной эры. Меня же весь этот ворох фактов не интересовал нисколько, зачем знать частности, если знаешь законы. Нет, конечно же, историю Синто и Расселения я знала, но история Земли Изначальной или освоения других планет — увольте.

— Отец и я, соответственно, переселяемся на Дезерт. Отец в качестве посла, я — советника по экономике. Это решение Совета, — выдал информацию брат и замолчал, давая мне время ее обдумать.

А думать было о чем. Отец наш — дипломат, причем дипломат серый, специалист по всякого рода проблемам. Он Первый в роду, это значит, что его отец был ученым средней руки, аристократом третьего ранга, а мать из семьи коммерсантов. Союз их вышел удачным, дав им сына с аналитическим умом ученого и деловой хваткой коммерсанта, не боящегося рисковать. По словам отца, он всегда хотел быть дипломатом и с детства готовился к этому пути, родители наскребли на его обучение и с трудом, задействовав все связи, отдали его к Шосану, послу Синто в Европейском союзе и члену Совета Семей. Через два года Шосан вернул плату за обучение,