«Как слышится, так и пишется» — правило русского языка.

Наши дни.

С утра загудела сирена, ее вой был слышен во всех уголках города. В редакции, как по команде, зазвонили все телефоны: горожане жаждали знать, что происходит.

— Вы не знаете, с какого перепуга сирена орет? — возмущался мужской баритон.

Юля Сорнева, журналист местной газеты «Наш город», не имела ни малейшего представления о происхождении тревожного сигнала, но уверенно отвечала: «Плановые учения по ГО и ЧС. Не волнуйтесь».

После десятого звонка она решила все же узнать истинное положение дел.

— Мила Сергеевна! Скажите, почему сирены все утро гудели? Если это учения, то почему нам информацию в редакцию не сообщили? Я, по крайней мере, ничего не знаю об этом, но всем беспокоившимся говорю, что это учения.

Ответственный секретарь газеты Мила Сергеевна была главным редакционным источником информации. Это словно для нее двести лет назад произнес крылатую фразу английский бизнесмен Натан Ротшильд: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Конечно, о существовании Милы Ротшильд не подозревал и распорядился информацией умело, когда раньше всех получил известие о разгроме Наполеона при Ватерлоо, что позволило ему заработать сорок миллионов фунтов стерлингов на Лондонской бирже. Мудрость английского бизнесмена, правдивость сказанных им слов всегда были на вооружении у Милы Сергеевны. Информационные потоки стекались к ней, словно рыбки к прикормленному месту, поэтому она знала почти все и успешно с этим управлялась.

— Отвечаешь ты, Юлечка, правильно. Только по секрету скажу, что сами гэочээсники удивились утренней сирене, а значит, ничего о ней не знали. Но всем официально объявили, что это были плановые учения. Неразбериха для нас — дело обычное. Что там в системе оповещения вдруг сработало и она сама по себе включилась — одному богу известно.

— Ну и ладно, — отмахнулась Юлька. — Лишь бы ничего страшного не случилось.

— А ты, между прочим, знаешь, куда надо бежать, если сигнал сирены настоящий?

— Не знаю, — разочарованно сказала Юлька. — Даже как-то не задумывалась об этом.

— А у меня в доме бомбоубежище есть, так что, Сорнева, можно ко мне бежать. Но я знаю, почему сирена могла гудеть, пожар сегодня страшный был — горел дом престарелых, люди погибли. Жалко стариков, они, немощные, сами спастись не в состоянии. Пожарные поздно приехали. В общем, трагедия.

Юлька представила, как старики пытались выбраться из горящего здания, и содрогнулась.

— Господи, как это страшно — старость, немощность, когда сам себе не можешь помочь! — Только бы не ей досталась эта тема — писать про пожар в доме престарелых. Но стоило об этом подумать, как Юля услышала голос главного редактора Егора Петровича Заурского:

— Сорнева, зайди ко мне!

Егор Петрович в местной журналистике был непререкаемым авторитетом. Когда-то в юности, попробовав силы в журналистике, он остался верен профессии навсегда. Местная газета была его любовью, его жизнью, его зеркалом, потому что главный редактор, хочешь не хочешь, но является соавтором всех без исключения материалов. Если издание плохое, смотрите, кто главный редактор.

— Писать надо о людях, — утверждал Заурский. — А то посмотришь телевизор и складывается впечатление, что у нас в стране живут только политики, преступники и гламурная богема.

Сегодня Егор Петрович был расстроен, и Юлька это видела.

— Что-нибудь случилось?

— Пожар в доме престарелых. Люди погибли.

— Да мне уж Мила Сергеевна сказала.

— Юль, я предлагаю тебе за эту тему взяться!

— Егор Петрович, может, колонкой новостей обойдемся? Там же все ясно — пожар, наверное, какая-нибудь старая проводка загорелась. Жалко бабушек-дедушек.

— Там не все просто, девочка моя.

У главреда всегда были свои источники информации. Рядовой журналист, чтобы быть в курсе событий, ходит на брифинги, пресс-конференции, читает пресс-релизы, а главреду Заурскому словно кто-то ежечасно подгоняет информационные потоки, а он только выбирает из них самое-самое. Свои источники информации Егор Петрович никогда не раскрывал, это и законом определено — защищать информисточники, и по журналистским понятиям разумно. Информация в его случае никогда не была поводом для шантажа, а использовалась исключительно в профессиональных целях.

— За нашим домом престарелых уже давно «присматривали»: поговаривали, что директор его, Антонина Михайловна, обирает стариков, она знает, где хранятся у них похоронные накопления, и как только человек отдает богу душу, а там это не редкость, Антонина первой заходит в его комнату и забирает деньги. Кроме того, предполагается, что там существуют манипуляции с квартирами стариков.

— В общем, пожар не был случайностью, — подытожила Юля.

— Очень похоже на то. Но есть еще одно обстоятельство. Во время пожара погибло несколько человек, а одна старушка умерла насильственной смертью.

— В смысле?

— Как слышится, так и пишется, Сорнева. Убили бабушку.

— Да ну, Егор Петрович! Когда пожар, всегда много путаницы. Может, на вашу бабушку горящая свая упала?

— Юля! Бабушка не моя, и горящая балка на нее не падала. Задушили ее.

— Вот это да!

— Поэтому ты возьмешься за материал, и, конечно, тут нельзя с плеча рубить, а во всем необходимо разобраться.

— А ее точно задушили?

— Журналист Сорнева, я когда-нибудь давал тебе информацию, которая не соответствовала бы действительности?

— Никогда, Егор Петрович, никогда с вами такого не случалось!

Юля вернулась к себе в кабинет озадаченная. Ей было понятно только одно — материал должен затрагивать серьезные социальные вопросы, а факты, что лягут в основу сочинения, должны быть достоверными. Следствие вряд ли поделится с ней информацией, а тиражировать домыслы и догадки никто ей не позволит. В первую очередь ей нужен герой, та самая женщина, которую убили. Сорнева пока ничего не знает о ней, но почему-то она оказалась в доме престарелых. Кому