— Как у тебя прошел день? — спросила я.
— Две операции. Три консультации.
Кристофер работал хирургом-ортопедом в больнице «Нортфилд Мемориал», там же, где и я. Это самый крупный региональный госпиталь в Огайо, мы и познакомились там в кафетерии, когда он еще был первокурсником, работал целый день и учился ночами. Он был таким сосредоточенным и целеустремленным, что едва не упустил меня из виду, но рабочая этика принесла свои плоды. В итоге он оказался в ординатуре, потом остался работать по специальности.
— Интересные случаи были? — спросила я.
Он покачал головой.
— Кстати, пока не забыл, обязательно прочитай письмо от Бианеллы. Она хочет, чтобы мы поехали на следующих выходных на семинар по международному усыновлению. Там будет круглый стол для родителей о скрытых сложностях при усыновлении детей из-за границы, — сказал он.
Бианелла — наш специалист из органов опеки. Мы связались с ней после того, как репродуктолог в последний раз усадил нас перед собой и рассказал мрачную статистику. Мне уже было под сорок, и нас не прельщала судьба престарелых родителей. Я тогда думала, что усыновить ребенка очень легко, но в свое время я так же думала, что очень легко забеременеть. У нас уже была одна неудачная попытка, и она принесла столько же боли, как и выкидыши.
— Я не уверена, что готова взять ребенка-иностранца, — сказала я.
— Знаю. Я тоже. Просто почитай письмо и скажи потом, что ты думаешь. — Кристофер убрал мои ноги с коленей. — Мне пора собираться.
Он пошел на кухню поставить кружку в посудомойку, я двинулась прямиком в спальню, но вдруг кое-что вспомнила.
— Кристофер! — окликнула я.
— Что?
— Я забыла кое-что рассказать. — Я сделала паузу, чтобы убедиться, что он слушает. — Полиция сегодня привезла брошенного маленького ребенка.
2
Кристофер Бауэр
Я только что вернулся в кабинет после изнурительной шестичасовой операции по восстановлению кисти, которая оказалась гораздо сложнее, чем мы ожидали. Я как раз наливал себе чашку кофе, когда вошел Дэн, заведующий хирургией. Выглядел он расстроенным.
— Можно с тобой поговорить? — спросил он, закрывая за собой дверь.
— Садись, — предложил я, показывая на стул перед моим столом. У нас не принято закрывать двери, так что, видимо, дело серьезное.
Он покачал головой, взъерошивая темные волосы. На лбу отпечаталась тревога.
— Что творится с людьми? Как можно быть такими монстрами? — говорил он, меряя шагами кабинет.
Мы уже много лет работали вместе, и я впервые видел, чтобы он так нервничал.
— Может, все-таки присядешь?
— Нет-нет, спасибо. Я бы лучше выпил, — он с горечью усмехнулся. — Та девочка, которую привезли вчера ночью в отделение неотложной помощи, — жуткий случай. Ничего подобного не видел. Никогда, — он боролся с эмоциями, видимо, думая о собственных трех дочерях, чьи фотографии в ряд стояли на его рабочем столе. — Представить не могу, что кто-то может сделать такое с ребенком. Просто не могу.
— О чем ты говоришь? — спросил я, подавляя любопытство.
— Наверное, теперь тебе стоит присесть, — сказал он, почти не шутя. — Ее привезла полиция вместе со специалистами по защите прав детей. Судя по всему, ее обнаружили на парковке с западной стороны от Парк Стейшн. Знаешь ее?
Я кивнул. Все знали Парк Стейшн и трейлерный парк на улицах за ней. Там цвело городское сообщество наркоманов. В эту часть города ходили только с одной целью.
— Все тело девочки покрыто старыми шрамами и синяками. Ее, видимо, долго избивали, — ему пришлось прикладывать усилия, чтобы сохранять самообладание. — Она истощена и обезвожена и выглядит как голодающие сироты в телевизоре. Понимаешь, о ком я? — Он продолжил, не дожидаясь моего ответа: — У нее на ногах сыпь, как от септической инфекции. Рентген показывает множественные переломы. Некоторые старые, другие совсем свежие. Вероятно, у врача она никогда не была, так что кто знает, что еще мы можем обнаружить. — Он прочистил горло, потом переключился на роль руководителя. — Ею будут заниматься много врачей, нам нужны лучшие, поэтому я хочу, чтобы ты взял ее дело. Первый консилиум состоится завтра утром, так что отмени все дела.
— Хорошо, конечно. Уверен, Алексис сможет все устроить, — сказал я, доставая телефон и быстро набирая письмо своему секретарю.
— Что ж, пойдем, — Дэн пошел к двери, я следом. — Как только в СМИ узнают, поднимется шумиха. Пока еще ничего не утекло. Мы попытаемся как можно дольше сохранить дело в тайне, но ты же понимаешь, что это только вопрос времени, пока они пронюхают. Уровень секретности понятен?
— Конечно, — кивнул я, хотя мне еще не приходилось работать с засекреченными случаями. У нас в городке редко случалось что-то настолько серьезное, мне обычно доставались дети после аварий или спортивных травм. Я не мог в этом признаться, но меня очень будоражила возможность быть причастным к такому необычному делу.
Мы вошли в лифт на другом конце коридора. В нем было много народу, так что по пути на третий этаж мы молчали. Там Дэн открыл дверь и жестом показал мне выходить.
— Что она здесь делает? — спросил я. На третьем этаже отделение неврологии, здесь лежат пациенты после инфарктов и инсультов.
— Здесь ее никому не придет в голову искать, — сказал он.
— Ты о репортерах?
— Репортеров мы не боимся, их легко не пускать. Мы пытаемся уберечь ее на случай, если тот, кто сделал с ней все это, вернется и будет ее искать. Мы не знаем, кто нанес ей травмы и в безопасности ли она теперь. Мы даже не знаем, кто она такая.
Она говорит, что ее зовут Джейни, но кто знает. Она могла и придумать имя. Ее могли похитить. Постепенно мы узнаем больше.
Дэн на ходу кивал медсестрам, бегающим по отделению. Двое полицейских в форме стояли у двери в середине коридора. Дэн подошел к ним и показал удостоверение сотрудника. Я сделал то же самое. Он обернулся, посмотрел на меня и открыл дверь.
— Соберись, — сказал он.
Он зашел, и меня охватила волна печали, когда я увидел крошечного ребенка на кровати. К этому зрелищу я не был готов. Дэн сказал, что речь о маленькой девочке, но ребенок на кровати выглядел на год с небольшим. Ручки и ножки у нее были очень тонкие, казалось, они не выдержат ее, если она попытается встать. Живот вздувшийся, а голова слишком огромная по сравнению с крошечным тельцем, казалось, она не сможет ее удержать. Она была почти лысая. Только короткие клочки блондинистых волос там, где и волос быть не должно. Она посмотрела на нас глазами самого чистого голубого цвета, какие я только видел.
— Привет. — Ее губы изобразили