Но первым делом я заехала в ЗАГС и подала заявление на развод. Благо там работала одна из моих частых пациенток, она страдала гипертонической болезнью, и мне не раз приходилось на вызове купировать ей гипертонический криз. Она уверила меня, что все пройдет быстро, так дети у нас совершеннолетние, никто из нас не является нетрудоспособным инвалидом, дележки совместно нажитого не предвидится. Так что в течение недели развод возможен.
Я вышла из ЗАГСа, села в машину и задумалась. А собственно, как так получилось, что нет совместно нажитого? Когда вышла замуж за Сергея, то мы начали жить у моих родителей, метраж квартиры вполне позволял. Потом родители переехали в бабушкину однушку, после ее смерти, им хватало. Мы остались жить в большой родительской квартире, родители оформили дарственную на меня. Потом выросли дети, ушли в самостоятельную жизнь, где у них и появилось свое жилье. Потом родители построили дачу с весьма неплохим домиком, и опять она досталась мне. Даже вот Шнива с гаражом в придачу тоже от них. Я небольшой любитель дачной жизни, а вот невестка, жена сына, чудная девочка, кстати, та очень любит копаться во всех этих сельхозделах, вот она и заправляет на даче. Дочь тоже равнодушна к земле, так что претензий не будет, дачу я оставлю сыну. Им нужнее. Как-то так вот и получилось, что Сережа ничего и не принес для достатка семьи. Конечно, зарплата инженера на заводе не сказать, чтобы и велика была, да я и не спрашивала, в общем. Короче, сама виновата. Зато теперь он будет абсолютно свободен и весь в новом семейном счастье. И в добрый путь ему, я даже платочком помашу вослед.
Теперь по плану, подстанция.
В здание удалось пройти незамеченной почти, только пару раз кивнули встреченные мною врачи из сменных бригад. Удачно поменяв свою одежду в служебном шкафчике, унесла свою одежду в машину. Вернулась и с душевным трепетом заглянула в каморку кладовщика — аптекаря, которому мы сдаём свои чемоданы и наркоту. Ни того, ни другого я сдавать не могла, и поэтому не знала, чего ожидать. Аптекарь, увидев меня, совсем ничего не сказал этакого, только спросил:
— Тебя тоже вызвали? Слыхала, Колька пропал?
Я сделала испуганное лицо. — Как пропал?
Аптекарь, найдя свободные уши, тут же взялся просвещать меня, радуясь возможности обсудить такой животрепещущий случай с новым человеком.
— Так вот так и пропал! Он тебя как высадил у ворот, и уехал, вроде заправляться, и нет его!
— А вы откуда знаете, или видал кто?
— Ну так по камерам все видно! Вот машина подошла, вот ты с чемоданом вышла, пошла на подстанцию сдавать, вон у меня и росписи есть, что приняли от тебя и чемодан и ампулы, а машина уехала, и больше по камерам наблюдения полицейским ее нигде в городе не видно было! А Колька тебе ничего не говорил, может, собирался куда?
— Нет, Васильич, ничего не говорил.
И я в задумчивости побрела к выходу, но была перехвачена на полпути нашей главной. Пришлось зайти к ней в кабинет. Там был следователь из полиции и ещё какой-то дядечка, вроде представили его, да я не запомнила.
Да, работала вчера с этим водителем. Нет, смена обычная была. Нет, никаких конфликтов за смену не было. Нет, о личных врагах и делах Николая мне ничего неизвестно. Нет, он мне не сообщал ничего о своих намерениях. Да, сказал, что поехал заправить машину перед сдачей сменщику, так всегда делается.
Уфф, кажется, все. Поняв, что ничего я не знаю и не скажу ничего нового, меня, наконец, отпустили. Выйдя во двор и подойдя к своей машине, вдруг услышала почти забытое — ШАУРМА, ШАУРМА, горяч, вкусна, падхады!!
Это у нас по соседству есть небольшая кафешка с восточной кухней. И перед обедом частенько хозяин, полный, высокий узбек Рахмон так кричит, привлекая клиентов. В основном, работников скорой.
Глава 2
Плотно пообедав, я ещё какое-то время сидела над чашкой зелёного чая. Рахмон знал вкусы своих постоянных посетителей и всегда подавал мне зелёный чай с жасмином, не слишком крепкий. Я сидела и понимала — я просто трушу. Вот так обыденно, боюсь посмотреть Нине в глаза. Что я ей скажу? Что ее сын никогда не вернётся? И ей суждено прожить остаток своих дней в одиночестве? А не будет ли это просто отсроченным убийством? И по моей вине? Ведь Коля и все остальные попали в Валент из-за того, что там понадобилась я, а мои спутники пошли просто прицепом. Очень сложный психологически такой разговор будет.
За стол ко мне подсел Рахмон.
— Все в порядке, Аня-апа? Ты сегодня какая-то печальная.
Я встряхнулась, и правда чего это я? Надо набраться мужества и сделать первый шаг на этом нелёгком пути.
— Все нормально, Рахмон-ака, просто задумалась, а у тебя тут так вкусно пахнет. Да что-то и ты сегодня тоже не веселишься, или случилось что? Ты скажи, может, помочь, чем можем?
Рахмон был доброжелательным, жизнерадостным человеком, жил в России всей семьёй уже лет двадцать. Часто нашей скоропомощной молодежи перед зарплатой не хватало денег, тогда Рахмон частенько кормил их в долг, махал рукой и говорил — а, потом отдашь! И всегда улыбался. А сегодня вид имел тоже тоскливый.
— Да вот, Аня-апа, беда пришла в мой дом. Внучок мой, Карим, дочки моей средней сынок приболел. В больницу Гуля с ним пошла, а там сказали, что кровь у него плохая, белая какая-то.
Красавицу Гулю я знала, видела ее не раз, прибегала она к отцу ещё девчушкой совсем. Сейчас эта девчушка, закончив педуниверситет, работала преподавателем физики, и вот сынишка у нее, годика четыре, кажется. Белая кровь, белокровие… лейкоз, что ли? Да, серьезный диагноз.
— А сейчас Гуля с малышом где, в больнице находятся?
— Нет, дома они, выписали их, сказали, поздно уже. Теперь дома.
— Ты, Рахмон-ака, дай мне адрес Гули, я вечером зайду, посмотрю, может, ещё есть шансы на борьбу, выписки посмотрю, может, чего посоветую. Ты Гулю предупреди, что зайду.
И, видя вскинувшиеся в надежде глаза Рахмона, выставила вперёд ладони.
— Нет, нет обнадеживать тебя не буду, просто посмотрю пока.
Получив нужный адрес, встала и пошла к машине, надо ехать к Нине.
Когда мне, на мой настойчивый звонок, открыли дверь, я собрала всю волю в кулак, чтобы не ахнуть! Мне открыла дверь не моя сестра Нина, а никто и ничто. В этой женщине не было жизни. Совсем! Потухший,