В суд я явилась больной и потной. По такому случаю я надела черное платье, украшенное цветами (деловой наряд!), из которого выпирали мои кости. С большим трудом я сдвинула с места створку тяжелой дубовой двери кабинета моего защитника. Дональд Фогельман, знаменитый адвокат, галантно помог мне ее открыть. Он был высокий, атлетически сложенный мужчина около сорока лет с темными волосами и сильным бруклинским акцентом.
Судья Лесли Крокер Снайдер, бывшая прокурорша, известная под кличкой «Леди Дракон» из-за пристрастия к суровым приговорам, позже сказала мне, что хотела упрятать меня за решетку ради моего же блага, и сделала бы это, если бы я не попросила о помощи. Она была красивая женщина с тщательно причесанными светлыми волосами. Тональность ее голоса и язык жестов больше, чем судейская мантия, изобличали силу и привычку властвовать. Она была так хорошо известна своими приговорами, что полиция круглосуточно охраняла ее от убийц, нанятых наркобаронами, недовольными ее суровыми приговорами.
По сравнению с ней, я была настолько худа и бледна, что производила, по всей видимости, впечатление онкологической больной, и надо сказать, что у меня вскоре заподозрили нервную анорексию. Я никогда не пыталась сознательно сбросить вес, просто кокаин напрочь лишил меня аппетита. Когда я все же ела, моя диета состояла почти исключительно из выпечки и сладостей.
Волосы тоже свидетельствовали о моем болезненном состоянии. Некогда густая еврейская грива исчезла; волосы стали хрупкими и свисали клочьями, словно у жертвы химиотерапии. Я не только добивала волосы перекисью, у меня, кроме того, развилась трихотилломания – привычка выдирать из головы волосы, которая часто сочетается с кокаиновой зависимостью. Учитывая все это, я выглядела вдвое старше своих лет. Расширенные зрачки делали меня похожей на испуганного затравленного зверя. Мать позже говорила, что на этой стадии моей зависимости я выглядела так, словно у меня в голове уже «никого нет дома».
В тот же день я, сгорая от нетерпения, приступила к программе детоксикации. 4 августа 1988 года я считаю днем начала моего выздоровления. Изменение отношения к ситуации было следствием не только уголовного преследования и ухудшения состояния здоровья. Это было следствием внезапно пришедшего понимания того, что я стала полностью соответствовать своим представлениям о наркоманах, хотя не смогла остановиться в иные моменты, когда достигала дна: либо в тот день, когда меня выгнали из Колумбийского университета, либо в ту ночь, когда меня арестовали и вывели из дома в наручниках, либо когда отец внес залог за мое освобождение после ареста.
Реально остановиться я смогла только после того, как сама поставила себе окончательный диагноз наркотической зависимости.
Глава 2
История наркотической зависимости
Я не нахожу абсолютно никакого удовольствия от употребления стимуляторов, пристрастию к коим я отдавался с большой охотой. Не ради достижения удовольствия я портил себе жизнь, ставя на кон свою репутацию и разум.
Стимуляторы помогали убежать от мучительных воспоминаний, от чувства невыносимого одиночества и от страха перед надвигавшейся судьбой.
ЭДГАР АЛАН ПО
В первом пункте скорой помощи, куда мы обратились, меня не приняли, сказав, что они не лечат «наркоманов». Несмотря на то что мать месяцами пыталась уговорить меня принять медицинскую помощь, она была страшно удивлена, когда я, наконец, согласилась. Теперь она сама не знала, куда меня госпитализировать, сразу исключив из списка возможностей одну из местных больниц. Моя сестра работала там младшей медсестрой, и мать не хотела удручать ее моим страшноватым видом. В конце концов, я оказалась в генеральном госпитале графства Салливен, где меня согласились взять на семидневный курс детоксикации.
Лежа на каталке, я дрожала и плакала, вцепившись в руку матери. В какой-то момент мне сделали инъекцию, которая, как мне показалось, не произвела ни малейшего эффекта. Сестра не сказала мне, что это было. Позже я узнала, что мне ввели налоксон, опиоидный антагонист, который очень благотворно действует при передозировках, но является садистским средством для тех, кто уже испытывает ломку от абстиненции, так как усиливает ее симптомы. Налоксон действует как антидот, вытесняя наркотик из связей с рецепторами. (Это то самое лекарство, которое теперь сделали доступным для зависимых, – любимое лекарство наркоманов и полицейских, так как позволяет вылечить любую передозировку; использование его, несомненно, спасло множество жизней.)
Думаю, что теоретическим обоснованием немедленного введения налоксона при детоксикации является убеждение в том, что такая инъекция будет способствовать более быстрому выведению наркотика из организма. Однако это еще и наказание, потому что инъекция увеличивает страдание. Короче, лекарство, усугубляющее симптомы ломки, было введено мне без моего согласия – еще один довод в пользу того, что наркоманию одновременно считают не столько болезнью, сколько грехом. Идея о том, что наркоман тоже должен иметь право на информированное согласие, как и любой другой больной, просто не пришла никому в голову. Несмотря на то что, в принципе, наказание и лечение являются противоположными подходами к проблеме, правилом является моралистическая тактика, и она остается прежней именно для пациентов с зависимостями.
До того как я стала искать помощи, я много читала о том, как зависимых во время реабилитации усаживают, фигурально выражаясь, на электрический стул, а все присутствующие ругают их, судачат по поводу телесных изъянов, бьют по лицу, а иногда и плюют на них. Я слышала, что такие истязания продолжаются часами без перерывов на душ и сон, что зависимые при этом лишаются всякого права на приватность, что эти издевательства, унижающие личность, продолжаются все время «лечения». Я видела телевизионные программы на эту тему, в которых участвовали многие знаменитости, видела благотворительные концерты с их участием, на которых о подобной практике говорили как о чем-то само собой разумеющемся. Кстати, страх перед жестоким и унижающим обращением с пациентами закрытых клиник, о котором я много слышала, больше всего мешал мне обратиться за помощью раньше.
Вообще, я всегда испытывала