— Если это только прикрытие для…
— Никакое это не прикрытие, если только ты сам не захочешь его там увидеть, — перебил Келсьер, не дав ему договорить. — Не трясись ты так за свою задницу, никому она даром не сдалась. Ты со своей командой умеешь делать быструю, срочную работу по транспортировке грузов, в том числе такую, где секретность, скажем так, играет чрезвычайно важную роль. Верно?
— В общем, да, — волей–неволей согласился Дрифт.
— Значит, ты идеально подходишь для этой работы, — сказал Келсьер, — и, поскольку мое время истекает, а найти кого–то другого, подходящего по всем параметрам, будет нелегко, я упрощу для тебя это решение и буду апеллировать напрямую к твоей жадности, поскольку это чувство у тебя хорошо развито. Сто тысяч долларов СШСА, вперед, от меня, сегодня. У тебя ведь, как–никак, расходы: топливо, вероятно, ремонт, возможно, взятки. Я отлично знаю, как играют в такие игры.
Он откинулся на спинку и какое–то время наблюдал, как Дрифт переваривает его слова, потом снова подался вперед:
— Еще сто тысяч, европейских — после доставки.
Дрифт постарался взять себя в руки — цифры так и плясали у него в голове.
— А твоя доля?..
— Никакой доли, — сказал Келсьер и покачал головой.
Я не торгую контрабандой и не жду, что ты принесешь комиссионные за продажу, я сам тебе за доставку плачу. Все двести тысяч — твои.
— Ясно, — кивнул Дрифт, не сводя со старика настороженного взгляда. — А подвох?..
— Ты перевозишь груз, имеющий отношение к важной информации дипломатического характера, в сжатые сроки, на планету, где действуют самые строгие законы в галактике, — проговорил Келсьер. Я бы сказал, подвох тут более чем очевидный. Деньги вперед это для того, чтобы доказать мою платежеспособность, деньги после доставки — чтобы: подстраховаться на случай, если твоя команда решит затеряться где–нибудь в пути с моими ста тысячами и грузом.
— Моя команда? — повторил Дрифт. Значит, мне самому ты доверяешь?
— А что, не стоит? — легкомысленным тоном поинтересовался Келсьер. Что скажешь, Икабод? Еще один контракт, в память о старых добрых временах? Думаю, двести тысяч будут тебе совсем не лишними, пусть и в смешанной валюте.
Дрифт прикидывал в уме и так, и эдак. Сто штук задатка — это легко проверить, и, хотя вознаграждения за Ксанта должно хватить на ближайшие расходы, деньгам Келсьера тоже нашлось бы применение, пусть даже другая сторона обманет. Его команда — и впрямь отличные контрабандисты; случалось иногда, что они чуть было не влипали, и все же им удавалось протаскивать грузы из одной системы в другую, с одной планеты на другую там, где иные непременно попались бы в руки властей. Если в чем–то они сильны, так именно в этом. И Чанги только обрадуются — смогут заодно с родителями поговорить по внутрисистемной связи.
С другой стороны — Человек, который смеется. При мысли, что кто–то нанял киллера, перед которым дрожит от страха вся галактика, просто ради устрашения, у Дрифта легкий холодок пробежал по позвоночнику, и он не сомневался, что на это Келсьер и рассчитывал. Чем бы его прежний работодатель ни занимался теперь, ресурсы у него серьезные, а значит, ему вовсе не обязательно иметь безграничное терпение. Келсьеру легко говорить «оставим это», но сам Дрифт не готов был так просто отмахнуться от мысли о том, что Человек, который смеется, может убить его прямо тут, на месте. Если он попробует отказаться от этой работы, вряд ли у него много шансов выйти отсюда живым.
Наконец, до сих пор Келсьер играл с ним честно. Жестко, да. Неуступчиво — безусловно. Но условия старик всегда излагал четко и, со своей стороны, твердо их придерживался. Честь даже среди воров ценилась вдесятеро выше, чем среди политиков, но вот у Келсьера, каким бы он ни был и в какие бы сомнительные игры ни играл сейчас, эта честь всегда была.
И все–таки…
— Извините, мистер Келсьер, — осторожно сказал он, одним: глазом поглядывая на Человека, который смеется. — Не думаю, что смогу вам помочь.
Выражение лица Келсьера не изменилось.
— Если это попытка задрать цену еще выше, Икабод…
— Нет, — перебил Дрифт. — Меня это не интересует. Спасибо, что предложили мне эту работу, но это не для меня. Не для нас. Мы с моей командой стараемся держаться как можно дальше от политики, а это… — Он поморщился и покачал головой. По–моему, вы с этим завязаны еще крепче, чем раньше. Могу назвать вам: кое–кого из других капитанов, может быть, они сумеют вам помочь, но не думаю, что для нас это хороший вариант.
А как насчет дырки в голове? — спросил Келсьер обычным деловым тоном. — Это для тебя хороший вариант?
— Не особенно, — признался Дрифт, и в животе у него екнуло, — по, возможно, так я все–таки легче отделаюсь в конечном счете.
Он в упор посмотрел на Человека, который смеется. А что, если схватить келсьеровскую чашку и выплеснуть чай киллеру в глаза, тогда, может, и удастся слинять… ну да, если бы не те двое кибергромил. И если женщина в никабе не выхватит какой–нибудь из конфискованных у него пистолетов.
— Знаешь, — как ни в чем не бывало проговорил Келсьер, — когда я догадался, что ты жив, должен признаться, мне было непонятно, как это ты сумел уйти незамеченным, когда Федерация Африканских Штатов вырезала весь твой бывший экипаж. А с другой стороны, мне еще тогда показалось странным — зачем им это понадобилось? В конце концов, разве не лучше было хоть кого–то взять живым, предъявить обвинения в назидание другим, допросить и все такое?
Дрифт неотрывно смотрел на старика и пытался проглотить застрявший в горле комок.
— Вот разве что, — продолжал Келсьер, — на самом деле они были уже мертвы, когда люди из ФАШ их нашли, а дальше африканцы просто постарались выжать из этой ситуации как можно больше пиара. В лицо они тебя, полагаю, не знали и, должно быть, решили, что ты тоже там, среди трупов. Любопытно мне, кто же это стал бы убивать столько людей, а одного почему–то оставил в живых? — Он приподнял бровь. — Ты очень, очень много сил положил на то,