при опухоли мозга. В данном случае это, видимо, была опухоль из-за гематомы. Трещина и хирургический рубец показывают начало образования перемычки между повреждениями. Новую кость. На мой взгляд, это повреждение и последующая операция произошли за полгода до смерти мальчика.

– Не это повреждение явилось причиной смерти? – спросил Босх.

– Нет. Вот это.

Голлиер снова повернул череп и показал детективам еще одну трещину в затылочной части.

– Компактная паутинообразная трещина без перемычки, без консолидации. Эта травма причинена во время смерти. Компактность ее говорит об ударе огромной силы очень твердым предметом. Наподобие бейсбольной биты.

Босх кивнул и посмотрел на череп. Доктор повернул его так, что на детектива смотрели пустые глазницы.

– На голове есть и другие повреждения, но не летального характера. Носовые кости и скулы имеют новое костное образование после травмы. – Голлиер вернулся к столу и бережно положил череп. – Думаю, детективы, вывод очевиден: этого мальчика постоянно избивали. В конце концов они зашли слишком далеко. Все это будет указано в заключении. – Антрополог отвернулся от стола и добавил: – Знаете, во всем этом есть проблеск надежды. Нечто, способное помочь вам.

– Хирургическое вмешательство, – сказал Босх.

– Совершенно верно. Трепанация черепа – серьезная операция. Где-то должны сохраниться документы. Мальчик должен был находиться под последующим врачебным наблюдением. После операции костный кружок удерживается металлическими зажимами. На черепе их не обнаружено. Полагаю, зажимы удалили во время второй процедуры. И об этом тоже должны существовать записи. Хирургический рубец также помогает датировать кости. Отверстия от трепана, по нынешним меркам, чересчур велики. К середине восьмидесятых годов инструменты стали более совершенными и щадящими, а отверстия меньшими. Надеюсь, все это вам поможет.

– А зубы? По ним можно что-нибудь определить? – спросил Босх.

– Нижней челюсти у нас нет, – ответил Голлиер. – На верхних зубах сохранились только следы посмертного разложения. Это уже является некоей путеводной нитью. Думаю, мальчик принадлежал к низшим слоям общества. Не бывал у зубного врача.

Эдгар снял маску, и она повисла на шее. Выражение его лица было страдальческим.

– Почему мальчик, попав в больницу, не рассказал врачам о том, что с ним происходит? А его учителя, товарищи?

– Детектив, ответ вы знаете не хуже меня, – промолвил доктор. – Дети зависят от родителей. Боятся их и любят, не хотят их лишиться. Иногда невозможно объяснить, почему они не обращаются за помощью.

– А все трещины и переломы? Почему врачи не увидели их и ничего не предприняли?

– Подобные трагические истории встречаются, к сожалению, очень часто. Если родители дали правдоподобное объяснение травмы мальчика, то зачем врачу делать рентгеновские снимки рук, ног или груди? Незачем. И кошмар остается незамеченным.

Эдгар сокрушенно покачал головой и отошел в дальний угол.

– Что еще, доктор? – спросил Босх.

Голлиер просмотрел свои записи и скрестил руки на груди.

– Очень скоро вы получите мое заключение. А от себя лично добавлю, что, надеюсь, вы непременно найдете того, кто так обращался с мальчиком. Эти люди заслуживают самого сурового наказания.

Босх кивнул.

– Отыщем, – сказал Эдгар. – Будьте уверены.

Они распрощались, вышли из здания и направились к своей машине. Босх молча сидел несколько минут, потом завел мотор. Неожиданно он сильно ударил основанием ладони по рулю, и это отозвалось болью в поврежденной стороне груди.

– Знаешь, мне это не внушает веры в Бога, как доктору, – промолвил Эдгар. – Я начинаю верить в пришельцев, зеленых человечков из космоса.

Босх взглянул на него. Эдгар, прислонясь головой к ветровому стеклу, уставился в пол машины.

– Почему?

– Потому что не может человек так обращаться со своим ребенком. Должно быть, спустился космический корабль, пришельцы похитили мальчика и нанесли ему все эти увечья. Единственное объяснение.

– Да, Джерри, мне бы хотелось, чтобы оно появилось в заключении экспертизы. Тогда бы мы просто отправились по домам.

Босх включил скорость.

– Мне нужно выпить.

И стал выезжать со стоянки.

– Мне нет, дружище, – сказал Эдгар. – Я мечтаю увидеть своего парнишку и обнимать его, чтобы стало легче на душе.

Всю дорогу до Паркер-центра они ехали молча.

8

Босх с Эдгаром поднялись в лифте на пятый этаж и направились в научно-исследовательский отдел, где была назначена встреча с Энтони Джеспером, ведущим криминалистом, которому поручили заниматься делом о костях. Джеспер, молодой брюнет с серыми глазами и гладкой кожей, поздоровался с ними и пригласил в лабораторию. Он был в белом халате, колыхавшемся от широких шагов и постоянного движения рук.

– Сюда, ребята, – сказал Джеспер. – Результатов у меня немного, но что есть, представлю.

Он повел их через главную лабораторию, в которой работали несколько криминалистов, в большое помещение с искусственным климатом, где одежда и другие улики лежали на покрытых нержавеющей сталью сушильных столах. Это было единственное место, способное соперничать по запаху гниения с прозекторским этажом.

Джеспер подвел детективов к двум столам, где Босх увидел раскрытый рюкзак и несколько предметов одежды, почерневших от земли и плесени. Еще там был пластиковый пакет для бутербродов, заполненный чем-то черным, сгнившим.

– В рюкзак проникали вода и грязь, – сказал Джеспер. – Насколько я понимаю, постепенно.

Криминалист достал из кармана халата ручку и, растянув, превратил в указку. Ею он пользовался при объяснениях.

– В вашем рюкзаке мы обнаружили три комплекта одежды и сгнивший бутерброд или какую-то еду. Если конкретно, три тенниски, три пары белья, три пары носков. И пакет с едой. Там был конверт, вернее, его остатки. Его здесь нет, он в отделе исследования документов. Но особых надежд, ребята, не питайте. Он в еще худшем состоянии, чем этот бутерброд – если то был бутерброд.

Босх составлял в блокноте список:

– Какие-нибудь метки есть?

Джеспер покачал головой:

– Никаких личных меток ни на рюкзаке, ни на одежде. Но две детали заслуживают внимания. Во-первых, на этой майке есть фирменная марка. «Твердый прибой». Сейчас ее не видно, но я разглядел надпись в ультрафиолетовых лучах. Она идет по всей груди. Может, пригодится вам, может, и нет. «Твердый прибой» – это обозначение скейтбординга.

– Понятно, – сказал Босх.

– Затем наружный клапан рюкзака. – Джеспер откинул его указкой. – Я его слегка отчистил и обнаружил вот что.

Босх наклонился над столом. Рюкзак был из синего брезента. В центре клапана явственно виднелось потемнение в виде большой буквы Б.

– Судя по всему, там была наклейка, – продолжил Джеспер. – Сейчас ее нет, и я, собственно, не знаю, исчезла она до того, как рюкзак закопали, или после. Мне кажется, до. Похоже, ее содрали.

Босх отошел от стола, написал несколько строк в блокноте и взглянул на Джеспера:

– Отлично, Энтони, молодчина. Есть еще что-то?

– На этих вещах нет.

– Тогда пошли в отдел исследования документов.

Джеспер повел их через главную лабораторию в другую, поменьше, где ему понадобилось набрать комбинацию цифр на замке, чтобы войти.

В лаборатории исследования документов стояло два ряда столов, но за ними никто не сидел. На каждом были фонарь подсветки и лупа на гибком держателе. Джеспер подошел к среднему столу во втором ряду. На его