— Боже! — воскликнул Ральф.
Эллис отпил кофе. «Боже! — подумал он. — О господи! Боже…»
— По ряду причин, — продолжал Макферсон, кивнув в знак благодарности официанту, принесшему коньяк, — психомоторные эпилептики имеют предрасположенность к агрессивности во время приступов болезни. Мы не знаем почему, но это так. Среди прочих побочных явлений болезни — гиперсексуальность и патологическая интоксикация.
Тут Ральф по-настоящему заинтересовался.
— У нас была одна пациентка, страдающая этим заболеванием, которая во время приступов могла иметь половые сношения с двенадцатью мужчинами подряд и тем не менее не достигать сексуального удовлетворения.
Ральф одним залпом осушил свою рюмку. Эллис заметил, что у Ральфа широченный галстук с модным психоделическим узором. Сорокалетний хиппующий пресс-секретарь при мысли о такой женщине стал пить коньяк как воду…
— Патологическая интоксикация связана с буйной формой опьянения, вызванного минимальным количеством алкоголя — буквально одним-двумя глотками. Такое количество алкоголя способно вызвать припадок.
Эллис тем временем размышлял о своем пациенте третьей стадии. Бенсон, упитанный малыш Бенсон, обходительный программист-компьютерщик, который напивался и избивал первых встречных — мужчин, женщин, всех, кто попадался ему под руку. Сама идея попытки излечить такого субъекта с помощью проводов, вставленных в мозг, казалась абсурдной.
Ральф, кажется, размышлял о том же.
— И что, подобная операция способна излечить агрессивность?
— Да! — заявил Макферсон. — Мы так считаем. Но ранее эти операции на людях не проводились. Первая такая операция будет проведена в нашей клинике завтра утром.
— Поня-ятно, — сказал Ральф, точно до него только что дошел истинный смысл сделанного ему приглашения поужинать.
— Дело весьма щекотливое — в том, что касается прессы, — продолжал Макферсон.
— Разумеется, я понимаю…
Наступила короткая пауза. Наконец Ральф сказал:
— И кто будет проводить операцию?
— Я, — отозвался Эллис.
— Так, — сказал Ральф, — мне надо проверить наш архив. Надо посмотреть, есть ли у нас ваша свежая фотография и биографические сведения — для пресс-релизов. — Он нахмурился при мысли о предстоящей работе.
Эллиса поразила реакция этого человека. Значит, его заботит только это? Что ему надо раздобыть его свежую фотографию. Но Макферсон ловко проявил инициативу.
— Мы обеспечим вас всем необходимым.
На этом встреча закончилась.
5
Роберт Моррис сидел в больничном кафетерии, доедая прогорклый яблочный пирог. Вдруг его «биппер» проснулся и издал оглушительный электронный визг, не умолкавший до тех пор, пока Моррис не опустил руку к ремню и не отключил прибор. Он вернулся к пирогу. Через некоторое время «биппер» опять завизжал. Он чертыхнулся, положил вилку и отправился к настенному телефонному аппарату ответить на вызов. Было время, когда он считал эту небольшую серую коробочку, пристегнутую к ремню, замечательной игрушкой. Он особенно ценил те моменты, когда во время обеда с какой-нибудь симпатичной девушкой его «биппер» вдруг трезвонил, требуя от него отзыва. Этот вой означал, что он чрезвычайно ответственный работник, вовлеченный в дела жизни и смерти. Когда «биппер» начинал верещать, он извинялся и шел к телефону, преисполненный сознанием того, что служебный долг превыше всего. И девушкам это ужасно нравилось.
Но по прошествии нескольких лет игрушка перестала его радовать. Коробочка была жестокой, неумолимой обузой и постепенно стала символизировать в его глазах тот факт, что он себе не принадлежит. Его постоянно теребили все кому не лень, причем по самым неожиданным поводам — например, дежурная сестра, которой вздумалось перепроверить, что больному назначены таблетки на два часа утра; или неугомонный посетитель, который поставил всех на уши, справляясь о послеоперационном состоянии мамы; или это был звонок, извещавший, что конференция началась — когда он давным-давно сидел на этой чертовой конференции.
И теперь любимыми часами его жизни стало время, когда он приходил домой и ненадолго избавлялся от этой проклятой коробки. Тогда он становился недосягаемым — и свободным. И это ему ужасно нравилось.
Набирая номер коммутатора, он оглянулся на остатки своего яблочного пирога на столике.
— Доктор Моррис, — представился он.
— Доктор Моррис, два-четыре-семь-один.
— Спасибо! — это был добавочный в кабинет медсестер на седьмом этаже.
Поразительно, как ему удалось вызубрить все эти добавочные номера. Телефонная сеть больницы была сложнее анатомии человека. Но с течением времени без всяких осознанных усилий он все же умудрился изучить ее достаточно хорошо. Он набрал номер седьмого этажа.
— Доктор Моррис.
— Ах да! — ответил женский голос. — К нам пришла женщина с передачей для Гарольда Бенсона. Она говорит, что в сумке личные вещи. Можно их ему передать?
— Я подойду и посмотрю, — ответил он.
— Спасибо, доктор.
Он вернулся к своему столику, взял поднос и отнес к стойке с грязной посудой. Как только он поставил поднос, «биппер» снова завизжал. Он пошел к телефону.
— Доктор Моррис!
— Доктор Моррис, один-три-пять-семь.
Отделение обмена веществ. Он набрал номер.
— Это доктор Моррис.
— Это доктор Хэнли, — произнес незнакомый голос. — Мы хотим попросить вас взглянуть на женщину, у которой предположительно стероидный психоз. У нее гемолитическая анемия. Ей назначена операция на желчном пузыре.
— Сегодня не могу, — ответил Моррис. — И завтра очень сложно. — Это, подумал он, еще мягко сказано. — А вы не пробовали обратиться к Питерсу?
— Нет…
— У Питерса большой опыт в области стероидной терапии. Попросите его.
— Хорошо. Спасибо.
Моррис повесил трубку. Он вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. «Биппер» зазвонил в третий раз. Он взглянул на часы: 6.30. Пора уходить — рабочий день кончился. Но он ответил. Его вызывал Келсо, ординатор из педиатрического отделения.
— Хочешь задницу надеру? — спросил Келсо.
— Хочу. Когда?
— Ну, скажем, через полчасика?
— Если кишка не тонка.
— Не тонка, не тонка. Кишки у меня в багажнике.
— Ну, тогда увидимся на парковке, — сказал Моррис. И добавил:
— Я, может быть, немножко опоздаю.
— Смотри, только не очень. А то уже темнеет.
Моррис обещал поторопиться и повесил трубку.
На седьмом этаже стояла тишина. На других этажах обычно было шумно, всегда толпились посетители, но на седьмом этаже в этот час было тихо и пустынно. Тут царила какая-то сонная, спокойная атмосфера, которую дежурные сестры старались поддерживать.
— Вот она, доктор, — сказала сестра в дежурке и кивнула на девушку, сидящую на банкетке. Моррис подошел к ней. Она была молоденькая и смазливая — в стиле красоток из шоу-бизнеса. С длинными ногами.
— Я доктор Моррис.
— Анджела Блэк. — Она встала, и они обменялись очень формальным рукопожатием. — Я принесла это для Гарри, — она подняла голубую сумку. — Он просил меня принести.
— Хорошо. — Он взял у нее сумку. — Я прослежу, чтобы ему это передали.
Она помолчала и спросила неуверенно:
— Мне нельзя к нему?
— Вам не стоит!
Бенсон теперь, должно быть, уже обрит. А предоперационные пациенты, которых обрили наголо, обычно не хотят никого видеть.
— Но только на несколько минут!
— Ему дали сильное успокоительное.
Она была явно разочарована.
— Тогда не могли бы вы передать ему кое-что?
— Конечно.
— Скажите ему, что я вернулась на старую квартиру. Он поймет.
— Хорошо.
— Не забудете?
— Нет. Я