Эллис кивнул и исчез, закрыв за собой дверь.
— …знаю, что я предал род человеческий, — говорил Бенсон, — потому что я помогаю сделать машины более разумными. Но это моя работа — я программирую искусственный интеллект и…
Макферсон выключил звук. Потом вернулся к своему диктофону.
— Имея дело с компьютерной техникой, мы всегда различаем центральное оборудование и периферию. То есть главный компьютер считается основным даже в том случае, если, говоря человеческим языком, он расположен в некоем отдаленном месте — например, в подвале здания. Различное же оборудование — принтеры, пульты, дисплеи и тому подобное — является периферийным. Они могут быть расположены на рубеже компьютерной системы, на различных этажах здания.
Макферсон взглянул на телеэкран: Бенсон был не на шутку возбужден. Он включил звук и услышал:
— …все более и более разумными. Сначала паровые двигатели, потом автомобили и аэропланы, потом арифмометры. Теперь уже компьютеры, с сетями обратной связи…
Макферсон выключил звук.
— Если взять человеческий мозг, то аналогия тут такая: мозг и периферийные терминалы, как, например, рот, руки, ноги. Они выполняют команды мозга. В общем и целом, мы судим о работе мозга по результатам этих периферийных функций. Мы замечаем, что человек говорит, как он жестикулирует, как поступает, и на основании этих данных дедуктивным образом приходим к выводу о том, как функционирует его мозг. Это общеизвестно.
Он взглянул на Бенсона. А что бы сказал Бенсон? Согласился или стал бы возражать? А, какая разница!
— Теперь же в ходе этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг — поврежденный, и у него теперь есть новый — компьютерный мозг, который должен исправлять повреждения первого. Этот новый мозг предназначен для контроля над биологическим мозгом. Таким образом мы сталкиваемся с новой ситуацией. Поврежденный биологический мозг пациента является периферийным терминалом — единственным, точнее говоря, терминалом — нового компьютера. В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.
Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил:
— Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы».
Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил:
— …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок — люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу!
Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.
4
— И что вы чувствовали? — спросил доктор Рамос.
— Я разозлилась, — ответила Джанет Росс. — Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает!
— Вы разозлились на… — доктор Рамос не закончил.
— На хирургов. На Бенсона. Они захотели — и сделали. Я же им с самого начала говорила — с самого первого дня, — что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон — все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном — а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках — я просто рассвирепела.
— И почему?
— Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А!
Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного.
— Насколько я понимаю, операция прошла успешно, — сказал доктор Рамос. — И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя?
Росс молчала.
— Не знаю, — наконец пробормотала она.
Она услышала, как доктор Рамос пошевелился в кресле. Его она не видела: она лежала на кушетке, а доктор Рамос сидел у нее в изголовье. Наступила долгая пауза. Она уставилась в потолок и попыталась придумать, что бы сказать. Но мысли ее путались, и ничего здравого в голову не приходило. Доктор Рамос сказал:
— Вам представляется важным присутствие сестры.
— Разве?
— Вы же сами упомянули про нее.
— Я не заметила.
— Вы сказали, что сестра находилась в палате и прекрасно понимала, в чем дело… Так что именно происходило?
— Я рассвирепела.
— Но вы не знаете отчего.
— Знаю. Из-за Морриса. Он такой самодовольный.
— Самодовольный, — повторил доктор Рамос.
— Чрезмерно самоуверенный.
— Вы сказали, самодовольный.
— Слушайте, я ничего не имела в виду конкретно. Это просто слово… — она осеклась. Опять рассердилась. Она отчетливо слышала, как ее злость прорывается в голосе.
— Ну вот, вы и теперь рассердились, — сказал доктор Рамос.
— Очень.
— Почему?
После долгой паузы она ответила:
— Они меня не послушались.
— Кто вас не послушался?
— Никто. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто.
— Вы говорили доктору Эллису или доктору Макферсону, что вы на них сердиты?
— Нет.
— Но вы излили свой гнев на доктора Морриса?
— Да. — Он куда-то гнул, но она пока не понимала, куда именно. Обычно она могла сразу все понять заранее. Но на этот раз…
— Сколько лет доктору Моррису?
— Не знаю. Он моего возраста. Тридцать, тридцать один — что-то около этого.
— Вашего возраста.
Это ее сводило с ума — его манера повторять за ней слова и фразы.
— Да, да, черт побери, моего возраста.
— Он хирург, как и вы.
— Да…
— Вам легче излить свою злость на кого-то, кого вы считаете своим ровесником.
— Никогда об этом не думала.
— Ваш отец тоже был хирургом, но не был ровесником.
— Не надо только анализировать мои отношения с отцом!
— Вы все еще обозлены.
Она вздохнула.
— Давайте переменим тему.
— Хорошо, — ответил он тем добродушным тоном, который иногда ей нравился, а иногда выводил из себя.
5
Моррис терпеть не мог проводить предварительные собеседования. В группу собеседования в основном входили психологи, и эта работа отнимала массу времени и душевных сил. Согласно последним статистическим сводкам, только одному из сорока пяти новых пациентов ЦНПИ требовалось серьезное лечение в стационаре. И только у одного из восьмидесяти трех стационарных больных подтверждалось наличие мозговых травм, повлекших за собой расстройство поведения. А это означало, что все эти собеседования по большей части просто пустая трата времени.
В особенности так обстояло дело со случайными пациентами. Год назад Макферсон принял политическое решение: со всяким, кто каким-то образом узнал про существование ЦНПИ и сам пришел на прием, должна проводиться беседа. До сих пор, естественно, большинство людей обращались в Центр по направлению лечащего врача. Однако, по мнению Макферсона, репутация Центра напрямую зависела от успешного лечения больных, попавших к ним по личной инициативе.
Макферсон также считал, что все штатные сотрудники Центра должны время от время проводить собеседования. Моррис два дня в месяц