или переписку никогда.
Продукция/производственное оборудование не должно#@#$# упоминания о продукции острова в Остров С. содержит только строгие предпи %$ указания
– Это зацепка, – сказал инженер. – Но что отсюда можно вытянуть?
Подошел Арби и принялся изучать написанное.
– Здесь куча пропущенных букв и символов, – продолжил Торн. – Ты можешь что-нибудь сделать?
– Да, – кивнул Арби.
Он хрустнул пальцами и прямиком направился к столу Левайна. Снял пластиковый чехол с компьютера и сказал:
– Думаю, что могу.
Торн ожидал, что это будет машина последнего поколения, но компьютер оказался старым и довольно потрепанным. На боку стояла надпись: «Ассоциация дизайна, Инк.». А под кнопкой питания сияла маленькая металлическая табличка: «Собственность Интернациональной генетической технологии, Инк., Пало-Альто, Центр. Америка».
– Это что? – удивился Торн. – У Левайна компьютер «ИнГена»?
– Ага, – сказал Арби. – На прошлой неделе он посылал нас его купить. Они распродавали все оборудование.
– Он послал вас? – не поверил Торн.
– Да. Меня и Келли. Сам идти не хотел – боялся, что его выследят.
– Но это профилированная машина, на ней работают только архитекторы, дизайнеры и инженеры. И ей уже лет пять. Для чего она сдалась Левайну?
– Он нам не сказал, – ответил Арби, включая питание. – Но я и так знаю.
– Ну?
– Эта бумага, – кивнул Арби на блокнотный лист. – Знаете, почему запись так выглядит? Это восстановленный компьютерный файл. Левайн восстанавливал стертые файлы «ИнГена» из этой машины.
Как объяснил Арби, все машины компании, выставленные на продажу, сперва прошли полное форматирование дисков, чтобы стереть всю имеющуюся информацию. За исключением этих профилированных компьютеров. Производители начинили их своеобразным программным обеспечением, закрепленным за каждой отдельной машиной. Да еще ввели специальные коды. Переформатировать их было невозможно – для этого понадобилось бы менять все программное обеспечение, а это заняло бы не один час.
– Значит, их не форматировали, – заключил Торн.
– Именно, – подтвердил Арби. – Они просто стерли все директории и продали машины.
– А значит, все файлы остались на диске.
– Да.
Монитор засветился. На экран выплыла строка:
Восстановленные файлы: 2387
– Ого! – выдохнул Арби.
Он налег грудью на стол, не отрывая глаз от экрана и порхая пальцами по клавишам. Перед ним высветились длинные столбцы сотен и сотен файлов.
– Как же ты собираешься... – начал было Торн.
– Одну минуту, – перебил его Арби. И начал быстро что-то печатать.
– Ладно, Арб, – промямлил Торн. Его поразила неожиданная властность в голосе мальчика, когда тот оказался за клавиатурой компьютера. Казалось, Арби позабыл и о своем возрасте, смущении и сомнениях. Электронный мир действительно был его родной стихией. И он знал, что здесь ему все подвластно.
– Любая подсказка, любой намек может помочь нам...
– Док, – бросил Арби, – оставьте. Идите и... ну, я не знаю. Помогите Келли, или еще что-нибудь.
И мальчик повернулся к экрану и снова принялся печатать.
Раптор
Велоцираптор был темно-зеленым, шести футов в высоту. Изготовившись к атаке, он громко шипел. Его мускулистая шея выстреливала вперед, челюсти были раскрыты.
– Ну как, доктор Малкольм? – спросил Тим, один из моделистов.
– Нет злобы, – сказал Малкольм, подходя. Он как раз шел к своему кабинету через заднее крыло биологического отделения.
– Нет злобы?
– Они никогда так не стоят, опираясь на обе лапы. Дай ему книгу... – он подхватил тетрадь со стола и сунул в передние лапы животного – ...и пускай поет псалмы.
– Хе, – ухмыльнулся Тим. – Я и не думал, что все так плохо.
– Плохо? – переспросил Малкольм. – В крупных хищниках всегда есть порыв. Мы должны ощущать его скорость, злость и силу. Открой шире пасть. Опусти шею пониже. Напряги мышцы, подтяни кожу. И подними эту лапу. Помни, что рапторы не хватают челюстями, они используют для атаки когти. Пусть коготь приподнимется, готовый полоснуть и вырвать кишки из живота жертвы.
– Вы думаете? – с сомнением протянул Тим. – Это может напугать маленьких детей...
– Ты имеешь в виду себя? – бросил Малкольм уже на ходу.– И еще один момент. Убери этот свистящий звук. Будто кому-то приспичило пописать. Пусть тварь рычит. Хищники, кстати, так и делают.
– Хе, – буркнул Тим. – Я и не знал, что вы в этом лично заинтересованы.
– Нужно быть аккуратным, – заметил Малкольм. – Понимаешь, все дело в аккуратности и неаккуратности. Именно в этом должен быть лично заинтересован каждый, заботящийся о своей репутации.
Он шел и досадовал, не обращая внимания на мимолетную боль в ноге. Этот моделист задел его, хотя, надо признать, Тим был всего лишь типичным представителем воцарившегося повсюду беспардонного образа мысли. Малкольм называл это «наука сю-сю».
Яна выводила из себя самонадеянность его ученых коллег. Они заразились этой напыщенностью в результате пренебрежения историей науки. Ученые притворялись, что история не играет никакой роли, потому что, дескать, современные исследователи успешно исправили ошибки прошлого. Естественно, их тупоголовые предшественники в прошлом считали точно так же. Они ошибались. И современные ученые тоже ошибаются. Ни один пример из истории науки не подтверждает этого лучше, чем представления о динозаврах.
Грустно признавать, но самое точное определение динозаврам было и самым первым. В 1840-х годах, когда Ричард Оуен впервые описывал гигантские кости, найденные в Англии, он назвал их Dinosauria – ужасные ящеры. «До сих пор, – думал Малкольм, – это остается самым верным описанием этих тварей. Они действительно ящеры, и действительно ужасны».
Но со времен Оуена «научный» взгляд на динозавров претерпел множество перемен. Поскольку викторианцы верили в неизбежность прогресса, они решили, что динозавры были плохи и никчемны – иначе с чего бы они вымерли? Потому викторианцы сделали их толстыми, летаргичными и тупыми – первые идиоты в прошлом. Их представление о динозаврах воспринял весь мир, и к началу двадцатого столетия динозавры стали так слабы, что не могли даже выдержать вес собственного тела. Бронтозавры должны были постоянно находиться в воде, чтобы не переломать себе ноги. И воцарилось мнение, что древний мир был населен слабыми, тупыми, неповоротливыми животными.
Так продолжалось до 1960 года, когда несколько смелых ученых под руководством Джона Острома выдвинули образ быстрых, смышленых и теплокровных динозавров. Поскольку эти ученые посягнули на устоявшееся мнение, их много лет критиковали в свое удовольствие, хотя уже становилось ясно, что их идеи верны.
Но последние десять лет интерес к социальному поведению породил новый взгляд. Теперь динозавры стали заботливыми созданиями, которые жили стадами и заботились о подрастающем потомстве. Они оказались хорошими, даже милыми и забавными животными. Просто эти милашки все погибли из-за кошмарного метеорита. Этот сюсюкающий взгляд на мир и породил людей, подобных Тиму,