— Какие у меня шансы найти настоящую работу? — вопрошал Фрикки. — Никаких.
— Бьёрн, а ты чем занимаешься? — спросил Синдри.
— Я рыбак. Из Грюндарфьордюра. Утром сел на мотоцикл и приехал сюда на демонстрацию. И я согласен с тобой, Синдри. Я выхожу в море так часто, как позволяет квота, но все равно не могу заработать достаточно, чтобы выплатить долги. И таких, как я, много. Банки советовали нам брать кредиты в иностранной валюте, потому что процентные ставки по ней были ниже. А теперь говорят, что не только мои долги удвоились из-за падения кроны, но я еще должен выплачивать по всем долгам, набранным банками у англичан и голландцев, чтобы якобы ссужать мне. Это нелепость. Безумие.
Эти рассуждения вызвали у Харпы чувство некоторой неловкости.
Кое-кто заметил ее состояние.
— А что у тебя, Харпа?
Этот вопрос задал Исак, студент. Он пристально смотрел на нее. Харпа поняла, что парень как-то догадался, кто она или кем была, несмотря на то что вот уже несколько месяцев является безработной. Чем она выдала себя? Своей манерой говорить, одеждой, осанкой? Он ей не нравился. Было что-то неприятное в его холодной отстраненности, в спокойствии при разгневанности остальных. Однако на вопрос надо было отвечать.
— Я лишилась работы, как и Фрикки.
— Господи! — фыркнул Синдри. — Еще одна!
— А что это была за работа? — спокойно спросил Исак.
Харпа почувствовала, что краснеет. От замешательства, стыда и вины. Она сознавала, что на нее все смотрят, а потому уставилась в свой стакан с бренди, позволив темным волнистым прядям опасть со лба и прикрыть глаза.
Все молчали. Бьёрн кашлянул. Харпа подняла голову и встретила его взгляд.
Нужно признаться в том, кем она была. В том, что делала она и ей подобные. В том, как ее использовали.
— Я была банковской служащей. Работала в «Одинсбанке», но два месяца назад меня уволил мой любовник. Мне почему-то платили меньше, чем всем остальным. Причем все свои сбережения я вложила в акции «Одинсбанка», совершенно обесцененные теперь.
— Не видела, что это надвигается? — спросил Исак.
— Нет. Не видела, — ответила Харпа. — Я верила всему. Выдумкам, что все здесь у нас финансовые гении, что мы моложе, энергичнее, умнее остальных. Что мы викинги двадцать первого века. Что пошли на расчетные риски и выиграли. Что богатство никуда не денется. Что это начало процветания, а не конец. — Она покачала головой. — Я ошибалась. Извините.
Какое-то время все молчали.
— Капитализм несет в себе семена собственной гибели, — не унимался Исак. — Сейчас это так же верно, как и сто пятьдесят лет назад, когда Маркс первый пришел к этому выводу. Синдри, ты же писал об этом.
Синдри, откровенно довольный упоминанием его книги, кивнул.
— Во всяком случае, мы услышали своего рода объяснение, — задумчиво проговорил он.
— Нас обвели вокруг пальца, — сказал Бьёрн. — Всех нас.
— Неужели мы ничего не можем поделать?! — с отчаянием в голосе воскликнул Фрикки. — Иногда у меня просто руки чешутся — так хочется вышибить мозги этим типам.
— Я понимаю тебя, — признался Бьёрн. — Политики ничего делать не собираются, так ведь? Разве Олафур Томассон отправит за решетку всех своих лучших друзей? Власти назначат специальное расследование, но банкиров не арестуют. Они все удерут в Лондон или в Нью-Йорк. А нам завещают покрывать нашими деньгами их расходы.
— Это так, — вздохнула Харпа. — Директор моего банка, Оскар Гуннарссон, все время скрывался в Лондоне. Не появлялся в Рейкьявике последние три месяца. Но кое-кто из этих мошенников все еще остается здесь. Я знаю, они хранят припрятанные деньги.
— Кого ты имеешь в виду? — оживился Исак.
— Например, Габриэля Орна Бергссона. Это мой бывший начальник. Он подбивал меня взять кредит в «Одинсбанке» для покупки его акций, чтобы поддержать их курс, а сам в то же время продавал эти акции. Когда он сделал неудачные займы в Англии, всю вину за это возложили на меня, хотя я отговаривала его от подобных операций. А когда банк национализировали и восстановили прежние порядки, согласно которым любовники не могут работать вместе, меня уволили.
— Славный, похоже, человек, — усмехнулся Бьёрн.
Харпа покачала головой.
— Знаешь, он никогда не был славным. Был веселым. Удачливым. Но при этом мерзавцем.
— Ну и где он сейчас? — спросил Исак.
— В данный момент?
Исак кивнул.
— Не знаю, — ответила Харпа. — Сейчас вечер вторника. Должно быть, дома — я совершенно уверена в том, что его не было на демонстрации. У него квартира где-то неподалеку отсюда.
— Думаешь, он знает, где эти деньги?
— Возможно, — задумчиво проговорила Харпа. — Да, возможно.
— Почему бы нам не порасспрашивать его? — предложил Исак.
Синдри ухмыльнулся, отчего отечная кожа под его глазами сморщилась.
— Вот-вот. Вызови его сюда. Пусть расскажет народу, где эти нечистые на руку мерзавцы припрятали деньжата, и попытается объяснить, почему он так обошелся с тобой и со всеми нами.
— Ну а я превращу его морду в блин, — небрежно пояснил Фрикки.
Харпа собралась уже отказаться. Ведь Габриэль не станет раскрывать подвыпившим незнакомцам детали сложной сети займов, созданной «Одинсбанком». Да они и не поймут, даже если он посвятит их в свои профессиональные тайны. Но с другой стороны… Так вот, с другой стороны, почему бы Габриэлю не встретиться с людьми, обобранными им, и не признаться откровенно, кем он был, как только что это сделала она? Почему бы нет, черт возьми? Мерзавец заслуживает этого, еще как заслуживает. После пары стаканов бренди мысли о справедливой мести особенно согревали душу.
— Хорошо, — решилась она. — Только это будет трудно. Я не представляю, как заставить его прийти сюда.
— Скажи, что тебе нужно обсудить что-то с ним, — предложил Синдри.
— В баре это выглядело бы правдоподобно. Или у него дома. Но не в компании незнакомых людей.
— Так назначь ему встречу в каком-нибудь баре, а мы остановим его по пути, — сказал Исак. — И препроводим сюда.
Харпа задумалась на минуту.
— Хорошо. Я попробую.
Время близилось к полуночи. Бары в Рейкьявике еще функционируют, однако выманить Габриэля будет нелегко.
Харпа достала мобильный телефон и нашла номер Орна. Удивилась тому, что оставила его в адресной книге. Хотя его нужно было полностью вычеркнуть из своей жизни.
— Да? — проворчал Габриэль.
— Это я. Мне нужно с тобой увидеться. Срочно.
— Который час? Я только что лег спать. Это просто нелепо.
— Дело важное.
— И оно не может подождать?
— Нет. Это не терпит отлагательств.
— Харпа, да ты пьяна. Пьяна, так ведь?
— Нет, конечно! — возразила Харпа. — Я усталая, расстроенная, и мне нужно с тобой увидеться.
— В чем проблема? Почему нельзя поговорить по телефону?
Голова у Харпы кружилась, но она сообразила, что сказать.
— По телефону такие вещи не обсуждают.
— О Господи, Харпа, ты, случайно, не беременна?
— Я сказала — не по телефону. Встретимся в баре «Би-пять». Через пятнадцать минут.
— Ладно, — сказал Габриэль и положил трубку.
Харпа выключила телефон.
— Порядок, — объявила она сообщникам.
Бар «Би-пять» находится на Банкастрайти, улице,