В детстве Кейтлин завораживали окна домов, в которых сквозь кружево занавесок или вощеную бумагу можно было иногда разглядеть туманные силуэты, занятые какими-то своими таинственными потусторонними делами. А вот Финголфинрод всегда мчался дергать за ручки — он явно верил, что однажды какая-нибудь дверь окажется незапертой и ему удастся сбежать.
Сегодня в воздухе витало беспокойство. Чувствовалось, что охранные чары, которые не дают прорваться океанским водам с той стороны фасадов, ослабли; казалось, вот-вот распахнутся запертые двери, вылетят наружу окна. По оконным стеклам скользнуло щупальце — так быстро, что Кейтлин не смогла бы точно сказать, было оно на самом деле или это просто трепыхнулась занавеска. При взгляде на брата ее охватила грусть — он шел мимо домов, даже не глядя на них. Держась на шаг позади, Кейтлин спросила:
— А ты уверен, что он еще… что он еще с нами?
— Да здесь он, — мрачно отозвался Финголфинрод и без стука распахнул дверь отцовского кабинета.
Окна во всю дальнюю стену были закрыты тяжелыми бордовыми шторами. В саду, куда они выходили, царила вечная осень, унылый свет играл на умирающих растениях, а в воздухе кружились в танце красные и золотые листья. Чтобы устроить себе подобный вид, требовалось очень дорогое волшебство, а чтобы совершенно не обращать на него внимание — еще более внушительное высокомерие. Лорд Сан-Мерси неподвижно застыл в кресле спиной к шторам (Кейтлин ни разу в жизни не видела, чтобы их открывали), на нем были серый костюм и галстук в тон. Кожа так побелела, что будто бы светилась в темноте. Во всяком случае, так казалось Кейтлин, пока она не поняла, что холодное свечение действительно исходит откуда-то из глубины отцовской плоти.
Ребенком она всегда в нерешительности замирала на пороге этого кабинета. Замерла и сейчас. А вот Финголфинрод вошел, не церемонясь, и сказал:
— Отец? Она здесь. Соизвольте прекратить пялиться на собственный пупок.
Лорд Сан-Мерси, будто слепой, повернулся на голос сына. Сейчас лицо старого солдафона казалось добрым, и Кейтлин поняла, что и это вызывает у нее неприязнь.
— А, — сказал старый лорд, — я знал, что-то еще мне осталось сделать.
Кейтлин опустилась на колени у ног отца, как не раз делала раньше (разве что теперь не боясь, что он ее ударит).
— Я здесь, отец, как вы и приказали.
— Да. — Ее макушки неуверенно коснулась ладонь, благословила, чуть помедлила, исчезла. — Встань. Мне нужно кое-что тебе сказать. Но теперь… Не знаю, есть ли в этом смысл. Я… — Голос смолк, а свет у него внутри разгорелся ярче, так что старик начал в нем растворяться.
— Просто превосходно. — Финголфинрод положил руки на плечи Кейтлин и отодвинул ее чуть назад. — Мне нужно побольше места.
Он с такой силой ударил отца по лицу, что звук пощечины прозвучал как выстрел.
— Эй! Капитан Слабоумие! Очнись!
В кабинете потемнело, лорд Сан-Мерси поднялся на ноги. В его глазах полыхал гнев. Вздернутый подбородок, мрачно сжатые губы — на мгновение он снова стал тем безжалостным воителем-эльфом, каким был в юности. Потом старик расхохотался:
— Сын мой, в тебе нет ни милосердия, ни жалости. Я хорошо тебя учил.
— Собственным примером, это уж точно.
Повернувшись к Кейтлин, лорд Сан-Мерси произнес:
— Дочь, мне недолго осталось в этом мире. Перед уходом нужно объяснить кое-что вам обоим и каждому вручить подарок. Сперва наследство Кейтлин. — Он наклонился так, что его губы оказались у самого ее уха, и прошептал: — После смерти ты окажешься посреди дивного луга, заросшего короткой зеленой травой и усыпанного белыми цветами. Над головой — серое грозовое небо. Солнца нет. Как и теней. У ног твоих развернется тропа, и не будет иного выбора — лишь пойти по ней. Тропа приведет к Черному Камню, этот менгир служит аватаром Богини. Можешь обратиться к ней, если пожелаешь, но она не ответит. У Камня тропа разделится. Левая — вытоптанная, по ней идут многие. Но если присмотреться внимательнее, увидишь и едва заметную тропку, уходящую направо. Ты не первой крови, так что сможешь пойти любым из двух путей. Пойдешь налево — переродишься. Но если пойдешь направо… — Он отстранился от Кейтлин.
— Да? — спросила она. — Что же будет тогда?
— Никто не знает, — ответил древний эльфийский лорд уже во весь голос.
— И все? Это все?
— Более чем достаточно. Далее. Никогда и ни перед кем в своей жизни я не оправдывался, но, видимо, даже в последний час случается познать нечто новое. Потому что теперь я должен объяснить, зачем дал тебе жизнь.
— Э-э-э? — протянул Финголфинрод.
— Думаю, вы оба не удивитесь, узнав, что ваша мать не одобрила этот мой поступок — зачать наполовину смертного ребенка. Так часто поступают члены младших домов, чтобы укрепить свой авторитет. В нашем же случае я достиг обратного эффекта. Но что с того? Я желал получить ребенка, который однажды сбежит из этого ужасного места. Так на гоблинском базаре покупают певчую птичку — для того лишь, чтобы испытать радость, выпуская ее на волю.
— И я на воле, отец, — с жаром ответила Кейтлин. — Делаю карьеру, у меня есть будущее, я вам за это благодарна.
— Твоя благодарность не имеет значения. Я сделал это для сына.
— Ладно, теперь я точно ничего не понимаю, — сказал Финголфинрод.
Взгляд бесцветных глаз лорда Сан-Мерси перешел с Кейтлин на ее кровного брата.
— Это твое наследство. Не титул и земли лорда Сан-Мерси, которые ждали тебя всю твою жизнь и которые доставят тебе не больше радости, чем доставили мне. Я приготовил этот подарок для тебя: сам ты не сумеешь вырваться, но сможешь поглядеть, как улетит на свободу твоя сестра.
— Ну, это уже… — начал было Финголфинрод.
Но отец поднял руку, призывая его к молчанию:
— Я сказал все, что оставалось несказанным. Пришел мой час.
Образ лорда Сан-Мерси заколебался, словно на сильном ветру. Внутреннее свечение стало ярче, окутало его, растворило в своем сиянии. Теперь в кресле словно сидело огромное яйцо из раскаленного света. Будто невзначай лорд заметил:
— Вам лучше прямо сейчас уйти. Вряд ли разумно оставаться здесь, когда это случится.
Когда они шли обратно по извилистой мощеной улочке, которую их отец прозвал rue des Villes Perdues[25], Финголфинрод спросил:
— Ты заметила? Все только о себе любимом.
— Род, пожалуйста. Не надо. Не сейчас.
— Всю свою жизнь я терпел присутствие отца, его явное во мне разочарование, постоянное неодобрение. И вот наконец его правление подошло к концу — и теперь я должен сделаться им. С каждым годом буду становится все жестче и холоднее. Развлечения ради буду скупать военные должности, заведу любовниц, войду во вкус пыток. Но в конце концов…
— Родди, заткнись!
Финголфинрод изумленно уставился на Кейтлин.
— Нет, это все не о нем любимом. Это все о тебе — о тебе, о